Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Время от времени Кзума поглядывал на Йоханнеса, но тот брел, не поднимая головы. А у Кзумы накопилось столько вопросов к Йоханнесу. Раз-другой Кзума заговаривал с ним. Йоханнес отвечал только да к нет, отвечал мягко, но в голосе его сквозила такая грусть, что язык не поворачивался лезть к нему с расспросами. Кзума пытался представить, какие же они, эти рудники.

— Сегодня на улицах на редкость пусто, — сказал Кзума: ему вспомнилось, сколько народу толпилось здесь в субботу.

— Верно, — ответил Йоханнес.

Когда на улицах пусто, они кажутся чужими, подумал Йоханнес, но вслух ничего не сказал. Длинные, широкие, безлюдные — разве такими должны быть улицы? И так улица за улицей. И лавки тоже сегодня совсем чужие — на витрины никто не глазеет. И над городом висит какой-то наводящий страх тихий гул. И уличные фонари светят тускло. Все здесь совсем-совсем чужое. Чужое как смерть. Йоханнесу это не нравилось. Он не любил думать о смерти.

— Сегодня здесь так тихо, — сказал Кзума. — И до чего же мне это нравится! По субботам здесь многолюдно, а я этого терпеть не могу.

— Угу, буркнул Йоханнес, но про себя подумал: «А мне нравится многолюдье».

— Что ты сказал?

— Ничего.

— А мне показалось, ты что-то сказал.

— Да нет же.

И снова они долго шагали молча. Вверх-вниз по безлюдным улицам, по обеим сторонам которых высились притихшие дома, тянулись набитые одеждой и всевозможными товарами витрины.

Но нигде ни одной машины, ни единой души. Город золота спал, спали все его обитатели, кроме них двоих, никто не бодрствовал, никто не брел по улицам. Кажется, город вымер, думал Йоханнес, и до чего же мне это пе правится.

Как здесь красиво, думал Кзума, красиво и тихо.

Ему нравится безлюдье, думал Йоханнес, а и люблю многолюдье. Безлюдные улицы и вымершие дома мне не по душе. Люди, мне нужны люди вокруг.

Кто его разберет, думал Кзума, вчера он драл глотку, бахвалился, а сегодня такой тихий — голоса его не слыхать. Интересно, что за работа на рудниках?

Спросил у Йоханнеса, но тот не ответил. Кзума снова приступился к нему:

— Что за работа на рудниках?

Йоханнес удивленно уставился на него.

— Я никогда не был на рудниках, — пояснил Кзума.

Йоханнес все так же удивленно смотрел на него.

Интересно, понятно ли Йоханнесу, почему меня это занимает, подумал Кзума и снова спросил:

— Работы я не боюсь. Просто хочу разбираться в том, что мне придется делать.

— Разберешься, невелика премудрость.

Йоханнес отвернулся. До чего же ему ненавистны безлюдные улицы. Ненавистен гулкий звук их шагов. От него улицы кажутся более пустынными. А от звука голосов они и еще того пустыннее.

Кзума хотел было что-то сказать, но, поглядев на Йоханнеса, передумал.

И вот уже Йоханнесбург остался позади — хоть и недалеко позади, — остался за тем приземистым холмом, через который они перевалили: если оглянуться, за ним виднеются дома повыше.

А впереди громоздились отвалы. Кзума окинул их взглядом. Сегодня вид у них был самый что ни на есть обычный, не то что в субботу вечером, когда он смотрел на них с Элизой. Тогда их далекие очертания представлялись ему прекрасными и величавыми. Теперь он видел перед собой ничем не примечательные нагромождения песка и не находил в них ничего привлекательного.

— Смотри, вон рабочие идут на рудники, — показал Йоханнес.

Кзума поглядел вниз. Налево вилась мощенная щебнем ровная дорога. Левую ее излучину огибала колонна людей. Рассвет только брезжил, и взгляд не различал лиц.

— Как их много! — сказал Кзума.

— Немало.

— Откуда они идут?

— Из бараков, — сказал Йоханнес и присел на траву. Кзума пристроился рядом и стал смотреть, как приближается колонна.

— Их бараки в Ланглаагте, — тихо сказал Йоханнес. — Всем горнякам положено жить в бараках.

— А ты почему там не живешь? — спросил Кзума.

Йоханнес промолчал. Длинная колонна приближалась к ним, но до нее оставалось еще порядочное расстояние. Йоханнес показал пальцем на колонну.

— Они все не из города, тут в основном деревенские, а есть которые и из Родезии, и из самой Португалии. Их привезли сюда белые. Тем, кого сюда привезли, положено жить в бараках. Такой порядок. А я приехал в город но своей воле, как и ты, я у белого старшим состою и потому в бараке жить не обязан. Городских на рудниках мало, их нанимать не любят.

— А меня наймут?

Йоханнес кивнул, не переставая жевать травинку.

Колонна почти поравнялась с ними. Йоханнес поднялся, расправил затекшие ноги.