Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Мхенди повторил все, что говорил Селине. Когда он кончил, Удомо вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Господи! Как бы я хотел быть с тобой. В борьбе, которую ты ведешь, все ясно. А я хитрю, изворачиваюсь, заключаю сделки с людьми, которых ненавижу лютой ненавистью. Я должен рассыпаться в любезностях даже перед вашими белыми из Плюралии. Будь они прокляты! — Лицо его вдруг исказилось от ярости. — Если бы ты знал, Мхенди, как я все это ненавижу! — Потом он взял себя в руки, пожал плечами и виновато улыбнулся, как бы устыдившись своей вспышки.

Мхенди стало жаль Удомо. Ему захотелось обнять его, сказать что-нибудь утешительное.

— Такова цена свободы, Майк, которую приходится платить нашему поколению.

Удомо улыбнулся вымученной улыбкой.

— А те, кто придут нам на смену, будут судить нас, и судить строго, — задумчиво сказал он. — Ты это понимаешь, Мхенди? А теперь скажи мне, что бы ты сделал на моем месте или на своем, если бы перед тобой был выбор — пожертвовать одним человеком и удержать все завоеванное тобой — а может, приобрести и еще кое-что — или пожертвовать делом своей жизни? Скажи откровенно.

«Ага, значит, тебе действительно приходится туго, — подумал Мхенди. — Меня твой спокойный тон не обманет. Дело, видно, серьезное».

— В свое время мне пришлось сделать выбор, — тихо сказал он. — Я в ответе за гибель многих людей.

Удомо обнял Мхенди за плечи.

— Как всякий офицер в бою.

— Это все равно. Мундир и высокая цель дела не меняют.

— А как бы ты поступил сейчас? — негромко спросил Удомо.

Мхенди вдруг рассердился: «Решай сам! Мне никто не давал советов, когда я должен был делать выбор. И ты решай сам».

— Такой вопрос можно решить только тогда, когда он возникнет, — сказал он.

— Допустим, что он возник. Допусти на минуту — ты узнаешь, что кто-то из твоих людей, кому ты веришь, как себе, способен выдать врагам местонахождение вашего лагеря. Как бы ты поступил?

— Что-нибудь, конечно, предпринял бы.

— Хорошо. Теперь допустим, что этот человек предан тебе, что он не замышлял предательства. Но может, сам того не ведая, привести врага в лагерь. Отдал бы ты приказ застрелить его?

— Это зависит от многих обстоятельств.

— От чего, например?

— Ну хотя бы от того, что случится, если враги найдут лагерь.

— Допустим, что от этого зависит судьба восстания.

Мхенди пожал плечами.

— Тогда я отдал бы приказ. Но зачем ты спрашиваешь об этом?

— А если бы это был твой брат?

— Трудно представить более страшный выбор, но, пожалуй, это ничего не изменило бы. А теперь скажи мне, Майкл, в чем дело.

— Я думаю об Эди. У нас с ним серьезные разногласия. Может, все еще уладится… Как мне хорошо с тобой, Мхенди. Ты все понимаешь. Как бы я хотел, чтобы ты работал со мной, вместо того чтобы рисковать жизнью среди этих белых варваров… Какую бы ты принес пользу! Скажи честно, Мхенди, велика опасность, что тебя поймают?

— Я могу попасть им прямо в лапы, когда вернусь.

— И что тогда?

— Тогда, по всей вероятности, произойдет несчастный случай. Они, конечно, не станут судить меня.

— Понимаю… Кажется, машина Эдибхоя. Ты знаешь, Том уехал.

— Селина говорила мне.

— Уехал в тот самый день, когда мы с ним вернулись. Сел на пароход и уехал, не сказав никому ни слова. Оставил записку. — Удомо встал и пошел к двери.

На пороге появились Мэби и Эдибхой.

Когда прошла первая радость встречи, друзья расселись поудобнее и стали вспоминать Лондон, свою молодость, мечты. Им почти удалось перенестись в ту далекую пору, когда их дружба не была омрачена ничем. Теперь на эту дружбу легли темные тени, и они с деланной небрежностью старались обходить острые углы. Никто ни разу не упомянул имя Лоис и Тома Лэнвуда. И все-таки прежнего искреннего веселья не было.

Тогда они были молоды. Они мечтали о том, что завоюют весь мир, со счастливым безрассудством строили смелые планы. Теперь у троих из них в руках власть. Они несут на своих плечах тяжесть управления государством. И это иногда проскальзывало в их разговоре.

Мхенди думал: «Да, все они изменились, даже Мэби. Только я остался прежним. И теперь у них со мной гораздо больше общего. Но они уже завоевали власть. Они думают о том, как строить, как созидать. А я по-прежнему думаю о разрушении. В этом вся разница между нами».

От этих мыслей Мхенди стало грустно. Мэби, почувствовав настроение друга, подсел к нему. И у Мхенди отлегло от сердца. Ничего не поделаешь. Таковы правила игры, именуемой жизнью. Человек не выбирает себе родины. Человека создает земля, где он родился, среда, в которую он попал, цвет кожи. Всего этого он не выбирает. Его мнения не спрашивают. Человек — пленник. И судить о том, хорош он или плох, следует по его поступкам, по его отношению к людям.