Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Внезапно он почувствовал страшную усталость от всех этих веселых шумных босых людей, от мух, от запахов. Он махнул проезжавшему такси.

— В пароходное агентство, — сказал он ухмыляющемуся мальчишке-шоферу.

«Все дело в том, что я стосковался по Лондону. Только теперь понял, как люблю его. Глупо было думать, что можно вычеркнуть из жизни целых тридцать лет. Как это поется в песенке, над которой я всегда потешался:

Ну вот, теперь, Лэнвуд, когда ты состарился, тебе пришлось-таки посмотреть правде в глаза. Только в чем она, эта правда? В том, что цвет кожи еще не дает права считаться африканцем? Что личность человека складывается под влиянием многих факторов, из которых, пожалуй, самый важный — страна, где ты родился и вырос? Что нужно быть сильным, очень сильным, чтобы вырваться из-под этого влияния. В этом правда? Приходится ответить утвердительно. Иначе было бы слишком страшно… Но в чем тогда вина человека, который отдал всю свою жизнь борьбе за свободу?»

Когда такси остановилось и шофер обернулся, он увидел дряхлого старика, который сидел, забившись в угол, низко опустив голову. Старик, казалось, спал.

— Приехали, сэр.

— Что? Ах да. Да.

Лэнвуд вышел.

— Сколько?

— Два шиллинга, сэр.

Лэнвуд заплатил и вошел в помещение пароходного агентства. В углу за столом сидел белый служащий. Лэнвуд прошел мимо черных клерков и направился прямо к нему.

— Моя фамилия Лэнвуд.

— Слушаю вас, мистер Лэнвуд.

— Мне нужно узнать расписание пароходов, я возвращаюсь… — Он замялся и затем твердо сказал: —…домой.

— Когда вы хотите ехать, сэр?

— Как можно скорее.

— Через неделю вас устроит? Возможно, кто-нибудь откажется от билета.

— Это самое раннее?

Молодой человек поднял на него глаза.

— Одну минутку. Я проверю.

Немного погодя он вернулся:

— Мы можем предложить вам место на пароходе, который уходит через шесть дней. Раньше ничего нет. Но, может быть, вас устроит грузо-пассажирское судно? Правда, такие суда идут очень долго и путешествовать на них скучно.

— Когда отплывает первое грузо-пассажирское судно?

— Послезавтра отходит пароход, на котором есть свободная каюта. Но в Англию он придет позже, чем лайнер, отплывающий через шесть дней. Правда, есть еще «Савойя», тоже грузо-пассажирское судно. Она выходит сегодня вечером, но вы, пожалуй, на нее не успеете…

Лэнвуд подумал.

— Я еду сегодня, — сказал он.

— На «Савойе»?

— Да.

— Но у вас остается только четыре часа.

— Я успею.

— Уж не спасаетесь ли вы бегством? — пошутил служащий. Но, взглянув на Лэнвуда, увидел у него в глазах такую боль, что тут же перестал улыбаться.

Через двадцать минут Лэнвуд вышел из пароходного агентства с билетом в кармане. Он зашел в большую переполненную народом почтовую контору и написал на телеграфном бланке:

«Мери Фельд, 36, Ридженси Мьюз, Лондон.

Отплываю сегодня Савойя буду дома три недели не могу без тебя Том».

Он расплатился и взял такси до резиденции Удомо. В доме никого, кроме слуг, видно не было. До отплытия «Савойи» оставалось три часа. Надо собираться. Он стал медленно укладывать вещи. Затаила ли Мери зло против него из-за той последней дурацкой ссоры? Нет, не может быть. Она — единственный человек, который был по-настоящему предан ему все эти годы. Она поймет. Сколько лет они прожили вместе. Несмотря на все ссоры, они уже давно стали родными.

Слуга позвал его завтракать. Он поел в одиночестве, распорядился вызвать такси и вернулся к себе. Перед самым уходом написал Удомо записку:

«Дорогой Майк.

Хону проститься с Вами. Я уезжаю назад в Англию. Бы мне дали сегодня понять, что я Вам мешаю. Вероятно, я Вам очень мешаю, раз дошло до того, Вы чуть не ударили меня. Я не потерпел бы этого от белых и не вижу, почему должен терпеть от черных. Передайте мой прощальный привет остальным. Спасибо за все. Больнее всего сознавать, что когда-то мы были товарищами.

Томас Лэнвуд».

Машина увезла его в порт; скоро он был уже на пароходе.

Письмо Лэнвуда нашел Эдибхой, приехавший узнать, что случилось с Удомо. Вскоре Удомо вышел из своей комнаты. Он уже вполне владел собой.

Эдибхой протянул ему письмо:

— Том уехал.

Прочитав записку, Удомо сказал:

— Я не люблю, когда читают мои письма, Эди.

— Оно лежало на столе открытым, его мог прочитать каждый.

— Том — форменный идиот.

— Что произошло?