Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

— Вы, надо полагать, знали бы, как поступить с ним.

— Нам приходилось иметь дело с такими, как он, задолго до того, как вы появились на сцене. По крайней мере, нашим дедам и прадедам приходилось.

— По всей вероятности, они обращались к помощи ядов и наемных убийц.

— Ну, что вы, Смизерс. Вы же лучше меня знаете, что правительство никогда никого не убивает. Оно только наказывает. Если же оно не в состоянии делать это, ему следует уступить место другому правительству. Собственно говоря, благоразумные правители обычно так и поступают.

— Что вы имеете в виду?

Улыбка сбежала с лица Эндьюры, насмешливые нотки в голосе исчезли.

— Но ведь это же очень просто. Как мне кажется, пришло время передать бразды правления в наши руки…

— Что! Как вы…

— Бросьте, Смизерс, к чему это благородное негодование. Мы с вами не первый день занимаемся политикой. Давайте смотреть фактам в лицо. Вы, как и я, отлично знаете, что мы вас сюда не звали. Вы завоевали нас. Мы покорились силе. И вы могли править нами, пока мы питали уважение к этой силе. Теперь многое изменилось. Ваше могущество идет на убыль. Отличительная черта нашего времени — крушение колониального строя. Вы и сами уже перестаете верить в собственную божественную миссию. Потому-то ваши губернаторы и становятся нерешительными, а народы во главе с какими-нибудь Удомо восстают против вас. И вы спрашиваете, что вам делать. Какого ответа вы ждете? — Он замолчал. Улыбка опять заиграла на губах, но глаза оставались холодными.

— Может, вы мне его дадите? — резко сказал Смизерс.

— Охотно! Я уже давно ждал подобную ситуацию. И дождался. Единственный выход — изменить конституцию и передать власть нам. Только мы сможем восстановить в стране спокойствие, нарушенное Удомо. Бесспорно, вы еще долго будете нужны нам, Смизерс. У вас знание дела и лучший в мире, честнейший правительственный аппарат. Мы были бы дураками, если бы отказались от него. Вы, вероятно, будете нужны нам по меньшей мере еще лет пятьдесят. Но восстановить порядок, не прибегая к насилию, можем только мы — люди, унаследовавшие власть от предков. Откровенно говоря, я не уверен, что даже самыми свирепыми полицейскими или военными мерами можно сейчас что-то сделать.

— Власти захотелось? — вскипел Смизерс.

— Да, конечно. Вам это не нравится? Тогда взвесьте второй вариант. И не забывайте, политика — это искусство отличать желаемое от возможного. Я говорю, разумеется, о людях разумных. Наш друг Удомо, не задумываясь, раздул бы пожар на всю страну. У нас с вами иные взгляды. Оба мы хотели бы, чтобы в стране восторжествовали закон и порядок, и как можно скорее.

— Но ведь вы сами не далее как сегодня утром призывали меня проявить твердость.

— Я еще не имел точного представления о размерах волнений. — Он тихонько рассмеялся.

— Но ведь это шантаж!

— Разве? В таком случае оставим этот разговор.

Смизерс откинулся на спинку кресла и долго смотрел в угол комнаты.

«Думайте, думайте, господин начальник канцелярии, хорошенько думайте», — говорила улыбка Эндьюры.

Наконец Смизерс взглянул на него.

— Надо полагать, вы будете говорить об этом на совещании?

— Если не возражаете. Я надеялся, что скажете вы, но…

— Нас ждут, — оборвал его Смизерс.

У двери Эндьюра отступил в сторону, и Смизерс прошел вперед, в кабинет, где должно было состояться совещание исполнительного комитета.

К вечеру полиция получила первые сведения о том, что повсюду в городе читают газету с воззванием Удомо. Не в меру рьяный инспектор арестовал нескольких человек. Белое начальство, узнав об этом, пришло в ужас.

Сразу же после того, как были произведены аресты, два черных адвоката посетили Селину. Один из них сказал:

— В правилах печати ничего не говорится о чтении газет. Эти люди арестованы незаконно. Мы готовы защищать их — сделаем это для вас, для партии.

— Вы знаете про партию?

— Все знают. Мы хотим вступить в нее.

— Вечером приходите ко мне. Послушаете доктора Эдибхоя, Он второй после Удомо. Он говорит от имени Удомо, пока Удомо самому не дают говорить.

— Каким образом она проскочила? — спросил Джонс.

— Телеграфист оказался одним из них, сэр, — ответил африканец — агент службы безопасности.

— Из них? — переспросил Джонс.

Агент беспомощно пожал плечами. Джонс еще раз прочитал телеграмму.

«Лэнвуд, 36, Ридженси Мьюз, Лондон. Срочно.

Удомо арестован правила печати 11 (С) тчк всей стране волнения предайте гласности Эдибхой».