Питер Абрахамс: Горняк. Венок Майклу Удомо

— Папаша! Поди-ка сюда.

Папаша насупился, сплюнул.

— И чего тебе надо? Ни на минуту человека в покое не оставишь.

— А ну иди сюда.

Пьяной раскачкой Папаша подошел к ней.

— Расскажи Кзуме о городе и нашем обычае.

— Чего? — Папашу мотало из стороны в сторону.

— Расскажи Кзуме о нашем обычае и городе, — терпеливо повторила Лия, подводя Папашу к стулу.

— О нашем обычае и городе, — пробормотал Папаша, и тут глаза его просияли, а губы распустились в улыбке. — Как же, как же, о нашем обычае и городе. Да, история смешная, смешнее не бывает. Ты только послушай…

Он встал и зашагал по комнате взад-вперед. Потирал руки, хитро улыбался, причмокивал. Вздергивал то одно плечо, то другое.

— Смешней не бывает, — повторил он. — Пришел как-то раз город в гости к нашему обычаю. А у нашего обычая сердце доброе. Он накормил город, напоил пивом, пригожую молодуху под бок положил.

— Постой, Папаша, — прервала его Лия.

— Молчать, баба! — рявкнул Папаша.

Лия улыбнулась.

— …Так вот, положил под бок пригожую молодуху. И что же дальше, как ты думаешь? Хочешь верь, хочешь нет, а город молчит себе и молчит. Ни тебе «спасибо, не утруждайся», ни просто «спасибо». А люди вокруг радуются: «Дела пошли на лад, город и наш обычай подружились». Вот так вот… И с тем вышли в поле. А как солнцу садиться, вернулись домой, захотели выпить пива, смотрят, а пива-то и нет. Кинулись, стали наш обычай искать, а его тоже нет как нет. А город стоит и надрывается со смеху. И теперь едва кто выпьет пива, его мигом сажают в тюрьму. Вот почему я пиво люблю. Хорошая история, смешней не придумаешь, верно, Кзума? Вот как оно было, а теперь пойду-ка я спать…

И заковылял прочь. Потоптался возле драчуний— ледащая отсыпалась после припадка, толстуха прикорнула рядом. Женщины, что есть мочи тузившие друг друга, теперь мирно спали бок о бок на куске мешковины.

— Тут негде приткнуться, — крикнул Папаша.

Лия вынесла из дому другой мешок, расстелила его поодаль от первого. Папаша растянулся на спине, улыбнулся ей.

— Люблю я тебя, Лия, — сказал он заплетающимся языком.

— И я тебя люблю, Папаша, — ответила она.

— Раз так, поцелуй, — наседал он.

Лия опустилась на колени, чмокнув его в лоб. Когда ома поднялась, он уже крепко спал. Улыбка промелькнула было на ее лице и тут же исчезла. Она постояла, поглядела на Папашу, потом повернулась и прошла в дом.

— А ты его любишь, — сказал Кзума.

— Тебе-то что? — зло отрезала она.

Кзума ничего не ответил, только глянул на нее. Проскользнув мимо, она прошла в другую комнату. Кзума слышал, как она снует туда-сюда. Прибирается, расставляет все по местам.

Чуть погодя она замурлыкала песню. Он узнал ее. Это была «Песня дождя». А потом различил и слова.

Тоска в ее голосе бередила душу.

Кзума вышел во двор, посмотрел на спящих.

Из дому донесся Лиин голос. Но на этот раз она завела веселую песню. Смешную, радостную, и в голосе ее звучал смех. В песне шла речь о молодом парне, задаваке и похвальбуше, который повадился рассказывать девушкам, какой он молодец-размолодец к красавец раскрасавец, а девушки назначили ему свидание чуть не за десять километров, а сами не пришли. И потом долго дразнили его.

В песне было множество куплетов, и в каждом похвальбуше доставалось на орехи.

Кзума улыбался, кивал головой — поделом ему, этому похвальбуше.

Внезапно песня оборвалась.

— Кзума! — позвала Лия.

Он прошел в дом.

— Чего тебе?

В комнате сидел Джозеф, брат Лииного мужа. Кзума поглядел на Лию. Она улыбнулась ему.

— Джозеф покажет тебе город. Сегодня суббота, сюда наберется народ, а не ровен час и полиция нагрянет, так что только успевай поворачивайся. Вот деньги, держи. Перекусите в городе и вернетесь попозже, идет?

— А кто тебе торговать поможет? — спросил Джозеф.

— Эти две бабы, которые сейчас спят без задних ног, и Папаша, и Опора, и в придачу к ним еще две бабы подойдут. А тебе, Джозеф, лучше уйти. Если тебя вдругорядь полиция застукает, штрафом не отделаешься. — Она улыбнулась Джозефу.

Джозеф кивнул и вышел из комнаты. Кзума последовал за ним.

— Вы там поаккуратней! — крикнула Лия им вдогонку.

Джозеф засмеялся и помахал ей рукой.

— Славная она баба, — сказал он.

Кзума кивнул — он глядел во все глаза на запруженную народом улицу.