Юй Хуа - Жить

Когда Кугэню исполнилось четыре года, Эрси умер. Его раздавило, когда он грузил бетонные плиты. У них людей часто калечило, но убило его одного — такая у нашей семьи судьба. Крановщик его не видел, другие грузчики тоже. Они только услышали страшный крик:

— Кугэнь!

У Эрси не осталось ни одной целой кости, одно кровавое месиво.

Кугэнь играл у пруда, пускал камешки по воде. Когда отец его позвал, он откликнулся, но Эрси больше ничего не сказал, и Кугэнь решил, что можно играть дальше. Когда ему сказали, что отца убило, он ответил:

— Понятно.

На самом деле он не понимал, что это значит.

Ко мне в деревню прибежали, сказали, что Эрси умирает в больнице. Я испугался:

— Заберите его оттуда!

Они наверняка подумали, что я спятил.

— Иначе он умрет!

Перед мертвецкой я упал в обморок. Не мог зайти туда в третий раз. Меня вынесли из больницы вместе с Эрси.

Кугэня я забрал в деревню. Из пожитков кое-что взял себе, остальное отдал соседям. Они проводили нас до угла, наказывали их навещать. Женщины жалели Кугэня.

Кугэню не понравилось, что они плачут, он меня заторопил. Стемнело, задул холодный ветер. И сердце у меня застыло. Я думал: была семья, а остались мы вдвоем, старый да малый. Но потом решил: раз у меня есть внук, значит, и семья возродится.

Мы проходили мимо лапшечной. Кугэнь закричал:

— Не буду лапшу!

Я сначала не обратил внимания, но он опять крикнул то же самое. Я понял, что он хочет лапши, и купил ему маленькую плошку. Он ее проглотил одним махом, а дальше по дороге все облизывался и спрашивал:

— Завтра сюда придем?

— Придем.

Потом нам попался прилавок со сластями. Кугэнь сказал:

— Я хотел леденец, но после лапши не хочется.

Я догадался, что очень хочется. Сначала нашарил в кармане два фэня, потом подумал и вынул пять. Купил ему пять леденцов.

Дома он пожаловался, что ноги устали. Я пошел вскипятить воды, чтобы попарить ему ноги. Прихожу — а он спит. Сам на кровати, а ноги упер в стенку, чтобы отдохнули. Он и не знал, что больше не увидит отца.

Во сне мне все казалось, что меня что-то душит. Я проснулся и понял, что это Кугэнь улегся попой мне на грудь. Я его спихнул. Только уснул — чувствую: опять на мне. Я пошарил рукой — оказывается, он надул в кровать, а на мне сухо, вот он на меня и лезет. Я подумал: пусть лежит.

На следующий день я взял его с собой в поле. Вдруг он говорит:

— Ты меня отведешь к папе или он сам придет?

Деревенские услышали, завздыхали, а один говорит:

— Ты теперь будешь жить у нас.

— Нет, хочу домой.

Вечером Кугэнь принялся сердито лопотать — наверное, ругался. Потом попросил:

— Я еще маленький, дороги не знаю, отведи меня домой.

Я отвечаю:

— Не отведу я тебя домой, и папа за тобой не придет, потому что он умер.

— Ну и что?

В кровати я объяснил ему, что, когда человек умирает, его закапывают и больше живые его не видят. Он долго плакал у меня на плече, а потом уснул.

Дня через два я повел его на деревенское кладбище, показал могилы бабушки, мамы, дяди. Могилу Эрси он сам угадал и заплакал.

Через полгода в деревне объявили семейный подряд. Мне выделили полтора му земли. Теперь не получалось подхалтуривать, как при коммуне, приходилось вкалывать с утра до вечера. Силы уже были не те: спину ломит, глаза не видят. Раньше я мигом долетал до города, а теперь приходилось выходить за два часа до рассвета, иначе не успевал с овощами к базару. Правду люди говорят: слабая птица раньше вылетает. Бедный Кугэнь тоже вставал ни свет ни заря и шел за мной полусонный, держась за коромысло. Он видел, что мне тяжело, брал из корзины две картошки или три морковки и спрашивал:

— Дедушка, уже легче?

Я радостно отвечал:

— Гораздо!

Он уже в пять лет стал моим помощником, даже научился жать маленьким серпом, который я заказал для него в городе. Обычно, когда мы проходили мимо их старого переулка, он убегал туда играть с друзьями и прятался от меня. А в этот день держал меня за рукав, а потом терпеливо ждал перед кузницей. Всем прохожим он объяснял:

— Это мой серп.

А детям говорил:

— Некогда мне с вами играть!

Потом он с ним не расставался, даже хотел с ним спать, но я не разрешил. Тогда он положил его под кровать, а утром первым делом проверил, на месте ли. Я объяснил ему: чем больше серп работает, тем он острей, чем больше человек работает, тем он сильней. И Кугэнь в поле старался не за страх, а за совесть. Но расстраивался, что все равно у него получается медленнее, чем у меня. Я показал на свой сноп и сказал: