Ким Су - Чудо-мальчик

Пока в мире происходили такие события, я спокойно проводил время, день за днем ворочаясь в животе у матери, но потом пришло время, и я появился на этот свет, выталкивая из себя амниотическую жидкость, заполнившую мой рот, и разразился первым криком в этой жизни. Затем мои легкие наполнились чудесным земным воздухом. Обладающий огромной жизненной силой, состоящей из азота, кислорода, двуокиси углерода и других химических элементов, он ворвался в меня через рот в виде атомов и молекул. Естественно, я не помню вкус первого глотка воздуха, так же, как не помню свои первые слезы, свой первый смех, а также впервые увиденный образ матери.

На это раз мне снился какой-то стадион. Он был невообразимо огромным. Все, что я помню, что он был сверхгигантским сооружением. Его колонны были великолепными, полными достоинства исполинами, а потолок, казалось, подпирал собой небо. На его просторных, словно земля, трибунах сидят все существа, когда-либо жившие на земле, и наблюдают за играми.

Все живущие сейчас в нашем мире люди, собравшись на стадионе, готовятся бежать эстафету. Я стою среди детей, которые делают свой первый вздох. К ребенку, стоящему рядом со мной, приближается не кто-нибудь, а канадский врач, носивший корейское имя Сок Хопхиль, умерший примерно в то же время, когда я родился. Его 81-летнее тело, испытавшее все радости, печали, счастье и страдания обычной жизни, передав эстафетную палочку тому ребенку, теперь постепенно успокаивается.

Вытянув голову, я осматриваюсь, гадая: кто же передаст мне эстафетную палочку, кто же тот человек, который тоже вручит мне радости, печали, счастья и страдания обычной жизни? «О, быстрей, быстрей, быстрей! Бегите чуть быстрее!» — кричу я. И тут, словно услышав мои крики, ко мне приближается одна женщина со странным выражением на лице: не то смеющимся, не то плачущим. Наконец она счастливо улыбается, словно радуется тому, что увидела меня, но одновременно ее черты искажает страдание, потому что она осознает, что мое лицо — лицо, которое она видит в последний раз в этой жизни. Я понимаю, что это она — моя мать!

— Нет! — закричал я, тряся головой, — я не желал, чтобы она исчезала.

Дядя Чжэчжин, сидевший рядом со мной, вздрогнув, посмотрел на меня испуганными глазами. Мы сидели в архиве издательства и просматривали журналы, выпущенные в нем примерно в то время, когда я родился. По словам дяди Чжэчжина, мы читали дневники способом образцовых студентов. В этот момент я ясно понял, почему среди них так распространена мода носить очки с толстыми линзами. Я решил, что, похоже, никогда не стану одним из тех образцовых студентов, у которых зрение +2, поэтому, пропустив эту ступень, собрался сразу перейти к чтению дневника способом гения.

Я начал разбираться в записях отца, которые он сделал, а затем стер; записях, которые он хотел сделать, но не смог адекватно сформулировать; записях, которые он исключил с самого начала, и тех, которые он, видимо, не собирался делать, но все-таки записал. Я начал читать рассказы, которые можно было слушать только душой, которые можно было прочитать только во сне, которые были похожи на стадион, где собралось все человечество, чтобы провести эстафету. Съев за обедом всю свою порцию и даже сундэ дяди Чжэчжина, я принялся изучать старую газету, написанную на ханмуне, пытаясь таким образом практиковаться, чтобы прочитать записи отца способом гения.

— Видно, что ты не выспался, — отметил дядя Чжэчжин, глядя на меня.

— Нет, не то чтобы… — смущенно промямлил я и, зевая, указал глазами на старую газету со следами слюны.

— Здесь написано, что израильский истребитель бомбил египетскую начальную школу. Если чтение записей способом образцовых студентов подразумевает, что мы ищем вопросы, на которые уже знаем правильные ответы, то что это за вопрос, если ответом на него является такое жуткое событие? Скажите что-нибудь, образцовый дядя.

— Хорошо… — задумчиво протянул дядя Чжэчжин. — Как бы это тебе объяснить точнее? Например, мир, в котором мы живем, сам по себе является ответом на некоторые вопросы. Если однажды над нашими головами пролетит истребитель и сбросит бомбу и нам придется наблюдать, как гибнет наша семья или друзья, тогда мы наконец узнаем ответ на вопрос: действительно ли мир, в котором мы живем, единственный, а все разговоры о существовании других миров — всего лишь фантазии? Для нас существует только этот мир.

— Голова что-то раскалывается, — пожаловался я, морщась.