Надежда Кожушаная - Нога [киносценарий]

И это заступничество было так неожиданно и приятно, что Мартын внимательно рассмотрел Анжелику, когда она шла к их комнате.

А в комнате, где все трое работали молча, опять рассмотрел Анжелику, стараясь не видеть ту, высокую, которая уже точно была проиграна. Нет, никакого более унизительного имени, чем Анжелика, для нее нельзя было придумать.

— Анжелика, — сказал он. — Ты почему горбишься?

— У меня кифасколиоз, — ответила она.

— Лечиться надо. — Мартын был рад, что на высокую ему теперь наплевать.

Дома он пересчитал деньги — уже порядочная пачечка трешек, уложил по трем разным местам. Посидел. На будильнике было всего десять.

Он надел протез и вышел в длинный коридор, включая по дороге лампочки. Добрался до телефона, набрал номер по записной книжке:

— Добрый вечер. Извините, что поздно. Анжелику можно к телефону?.. Анжелика? Это Валера Мартынов. Не ожидала? У тебя нет случайно какого-нибудь пособия по математике? Почему поступать? Я могу и восстановиться на первом. Да. Если найдешь, завтра на работу принеси? Спасибо. Пока. — Повесил трубку и пошел в комнату, выключая лампочки.

Сидел в комнате с другим выражением на лице: как будто ему пообещали не пособие, а нечто большее, им еще не изведанное.

И перед тем, как уснуть, включил магнитофон и послушал, кажется, «Пинк Флойд». Попел. Лег удобнее и закрыл глаза. Снов он больше не видел.

Ночью дверь в комнату Мартына открылась. Человек вошел и долго стоял у двери, вслушиваясь в дыхание спящего. Вытащил нож — нож едва видно сверкнул в свете с улицы, — и пошел к кровати, неслышно и отчаянно. Наткнулся в темноте на протез, стоящий у кровати, загрохотал стулом и протезом. Мартын вскочил, вошедший упал, Мартын хватил его протезом, наткнулся рукой на нож, закричал от боли, — и сразу спрыгнул с кровати и ударил вошедшего, машинально, как учили, крикнул:

— Помогите!

А тот застонал и пробормотал что-то неразборчиво, ясно было только одно слово:

— Слабо!.. — и мычал, и ругался по-своему, на языке, которому Мартына не учили ни в школе, ни на первом курсе института.

— В мире страстей, — сказал следователь. — Садись.

Мартын сел — у него была перевязана рука, ему было неудобно на костылях, — сел и сразу сказал:

— Я его не хотел так… уродовать. Мне сейчас сказали, что он… Квартира была закрыта, у него нож…

— Ну и зря сказали, — ответил следователь.

Мартын потянулся за спичками, и следователь не помог ему.

— А ты нормально отделался. Сам ходишь.

— Повезло. Если бы не нога, он попал бы в кишки, а не в руку.

— Нога?

— Я ставлю ее на стул у кровати, чтобы сразу дотягиваться. А он споткнулся, и я проснулся. А то бы прирезал, как свинью. Я же оборонялся.

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь. — Мартын осекся и почувствовал, что может поймать у следователя то самое, брезгливое выражение, каким смотрела высокая девушка, и это почему-то успокоило его.

Следователь достал бумаги, ручку, пачку фотографий.

— Ну что. Дело будет продолжено, но с тобой мы прощаемся. Остались формальности. Кого из этих женщин ты знаешь? — Перед Мартыном легли фотографии, на одной из них была Камилла.

Он ткнул в ее фотографию. Следователь кивнул, писал.

— Имя, где познакомились, когда.

— Камилла. Еще до присяги. Фамилию не знаю. Следователь писал: он знал наперед и писал вперед.

— Больше не встречались, — не спрашивал — диктовал сам себе.

— Откуда? Нас после присяги через сутки уже…

— И напавший на вас вам не известен.

— Я его видел один раз, тогда. Обычно дома был ее отец, один раз — брат. Но сам бы я его не вспомнил.

— Значит, что. Ваше присутствие в госпитале в день смерти девушки подтвердили более двадцати человек. Алиби есть. — И вдруг замолчал, как будто ждал.

— А как? — сказал Мартын. — Я что, на протезе… на минуточку смотался, убил и приехал?

— Конечно, — улыбнулся следователь. — Конечно нет. И у напавшего на вас тоже нет доказательств, хотя он считает, что есть. Но юридической силы они не имеют. Хотя понять его можно: сестра умерла, через неделю — отец.

— Отец?

— Отец Камиллы, через неделю после похорон. Но брат ее категорически утверждает, что в течение нескольких вечеров слышал мужской смех возле дома.

— Нельзя же резать незнакомого человека за то, что кто-то где-то смеялся. Он с ума сошел.

— Да, может быть. Кстати, похоже. Он утверждает также, что, когда Камилла начала уходить по вечерам, он выследил ее и ее мужчину. И категорически утверждает, что это был ты.