Хелен Саймонсон - Последний бой майора Петтигрю

Он взглянул на стоящий на пригорке домик, мирно дремлющий под подернутой инеем крышей. Из трубы, лениво изгибаясь, подымался дым. Он оставил ее спящей — она лежала на животе, обхватив подушку, волосы ее совсем спутались. Избыток энергии не давал ему оставаться в постели, и он как можно тише оделся, развел огонь и поставил чайник с водой на маленькое пламя, чтобы он медленно закипал, пока он гуляет. Ему хотелось разобраться в событиях ночи, упорядочить и каталогизировать свои чувства, но этим утром он был способен лишь ухмыляться, хихикать и махать пустому миру в приступе дурацкого счастья.

Пока он глядел на дом, французское окно отворилось, и она вышла в сад, щурясь на солнце, уже полностью одетая. На плечи она набросила одеяло, а в руках несла две кружки чая, над которыми поднимался пар. Улыбаясь из-под спутанных волос, она осторожно ступала по каменной тропинке. Он замер, словно малейшее неловкое движение могло вспугнуть ее.

— Надо было меня разбудить, — сказала она. — Надеюсь, ты не собирался потихоньку ретироваться?

— Мне надо было немного попрыгать, поколотить себя в грудь, огласить окрестности победными воплями, — пояснил он. — Мужские традиции, сама понимаешь.

— Ну-ка, ну-ка! — со смехом сказала она, глядя, как он выделывает полузабытые танцевальные па, прыгает с кочки на кочку и, наконец, с боевым воплем пинает большой камень. Тот плюхнулся в озеро, а майор моргнул и потряс ушибленной ногой.

— Пожалуй, это максимум, на который я способен, — признался он.

— Теперь моя очередь, — сказала она, протянула ему кружки и закружилась в сторону озера. Встав в ледяную воду, она испустила долгий переливчатый крик, который звучал так, словно исходил из глубины самой земли. В воздух вспорхнула стая уток, и она со смехом махала им вслед, глядя, как они летят над водой. Затем она подбежала к нему и с разгону поцеловала — он тем временем, раскинув руки, пытался удержать равновесие.

— Тише-тише, — сказал он, чувствуя, как выплескивается на руку горячий чай. — Страсть — это прекрасно, но не стоит разливать чай.

Потом они нашли два больших валуна и сидели на них, попивая чай и закусывая двумя последними миндальными пирожными, слегка зачерствевшими, смеясь и время от времени разражаясь криками и восклицаниями. Он изобразил йодль, а она в ответ спела ему пару фраз из песенки, которую ей пели в детстве. Озеро плескалось у их ног, горы поглощали их крики, небо раскинулось над ними, словно синий парашют, и он думал: как все же прекрасно, что жизнь в конечном итоге оказалась куда проще, чем ему казалось.

По дороге в Эджкомб он впервые в жизни не чувствовал, что возвращается домой. Казалось, что, чем ближе они подъезжали к деревне, тем более неосуществимыми казались его надежды, а в животе что-то напрягалось, и во рту появлялся привкус желчи. Он пообещал Жасмине, что отвезет ее на свадьбу, и вместо того, чтобы уехать накануне вечером, они встали еще до рассвета. Теперь они ехали на юг, проносясь по центральным графствам, и даже проигнорировали соблазнительный зов Стратфорда-на-Эйвоне, хотя оба загляделись на манящий поворот. Он мрачно проехал мимо лабиринта лондонских аэропортов и впервые в жизни не воодушевился, завидев первые приметы южного побережья.

— Мы совершенно не опаздываем, — сказала она с улыбкой. — Надеюсь, Найва не забыла приготовить мне одежду.

Она позвонила по мобильному телефону и договорилась, что миссис Расул даст знать родственникам, что она появится на свадьбе, и подготовит для нее подходящий наряд. Во время разговора она рассмеялась, а потом объяснила ему, что миссис Расул приготовит на обед лишнюю порцию расмалаи — в его честь.

— Ее очень огорчает моя свекровь, которая без конца меняет меню и порывается пересчитать все зубочистки, чтобы не заплатить лишнего, — добавила она. — Поэтому она обрадовалась, узнав, что мы будем представителями сопротивления.

— Ты уверена, что мне надо с тобой идти? — спросил он. — Ужасно будет, если они из-за этого решат все отменить.

— Найва устроила так, что мы можем подождать прихода имама и войти после него, — сказала она. — Тогда уже будет невозможно что-либо отменить. Они будут вне себя от злости, чему я рада, но им придется подписать все бумаги, и магазин перейдет Абдулу Вахиду, так что они уже ничего не смогут сделать.

Она умолкла, глядя в окно.

— Ты уверена насчет магазина?

— Мой муж наверняка был бы рад, что его дело перешло по наследству. Он легко отдал этот магазин мне, а я так же передам его Абдулу Вахиду, чтобы они с Аминой и Джорджем могли жить своей жизнью — так же, как это когда-то удалось мне.