— Кто другие?
— Вот пристала! Маленький Мюстафа, Добб, кажется, еще кто–то.
Я была сражена. Люсьен удивился. Почему мы должны прятаться? — спросил он. Или мне стыдно? Страшно?
— У тебя такой вид, точно земля разверзлась. Я не понимаю, я же видел вас несколько раз вместе, вечером, в автобусе. Так или нет?
— Ты поступил очень глупо, в особенности по отношению к Арезки.
— Ну, Арезки здесь ни при чем, ты думаешь о себе главным образом. Я тебя знаю.
— Что делать, горю не поможешь. Когда влюбляешься в араба…
Он говорил слишком громко, с самодовольным видом. Действовал ли он необдуманно? А может, у него был коварный план загнать меня в угол, чтоб я бросила вызов общественному мнению, как это делал он сам. Может, видя, как я выхожу из автобуса вслед за Арезки, замечая, как мы, соблюдая все предосторожности, скрываемся в тихих улочках, за пеленой тумана и мрака, он считал, что мне не хватает отваги, достоинства, что нужно подтолкнуть меня? Не доставило ли ему удовольствия поставить в затруднительное положение ту, чьи осуждающие взгляды и выговоры он терпел долгие годы? Какой реванш!.. Должно быть, думает сейчас: я все–таки ее скомпрометировал. Он догадывался, насколько я растерянна, и глядел на меня холодно и насмешливо. Он–то сжег все мосты и умудрялся, куда бы он ни пошел, всех от себя оттолкнуть.
Объяснять бесполезно. Что теперь говорить — зло уже свершилось. К счастью, я увижу сегодня же вечером Арезки и мы сообща все обсудим.
Я пристально наблюдала за женщинами, которые завтракали в раздевалке. Они обращали на меня не больше внимания, чем обычно. Я немного пришла в себя. Вернуться в цех, пройти перед Добб, Бернье, взглянуть в лицо Жилю… Он, конечно, узнает. Все узнают. «Она гуляет с…». Мюстафа, Марокканец, не в них дело. Я боялась других.
Когда во второй половине дня длинный наладчик подошел поговорить со мной, я смутилась. Он спросил, как дела с обивкой. Я сказала, что хорошо, очень хорошо. Он был доволен и даже отпустил невинную шуточку, эго меня успокоило. Он не знал. Я выслушала его профессиональные объяснения с интересом, ему польстившим… Я хотела заручиться его симпатией. Я, неведомо почему, ощущала себя виноватой, у меня было одно желание: выиграть время.
Я плюхнулась на скамью на платформе Шатле и стала ждать, мысли разбегались. Арезки опаздывал. С каждым прибывавшим поездом мое раздражение нарастало. Когда он подошел, я не могла преодолеть отчуждения. Моя холодность передалась ему. Мы вышли и оказались на мосту. Рельефно выступали суровые контуры зданий, по воде местами пробегала светлая дрожь. Арезки безмолвствовал, я не посмела сказать: «Остановимся на мгновение». Пустое небо над рекой рождало ощущение свободы, беспредельности пространства.
— Знаешь этот дом?
Наконец–то он заговорил.
— Это префектура полиции. Сейчас мы обогнем ее по набережной.
Я сказала с деланной небрежностью:
— Люсьен сглупил утром.
Арезки взглянул на меня, казалось, он был удивлен.
— Кто тебе сказал?
— Он сам.
— Зачем он это сделал?
— В этом весь Люсьен. Ляпнул, не подумав.
— Да.
Но он был по–прежнему хмур, и я не отступалась.
— Это серьезно?
— Серьезно! — сказал он. — Ерунда. Только вот для тебя. Немного для меня, но, главное, для тебя.
— Меня это не трогает.
Я выкрикнула это. Сейчас это так. Меня обволакивает мягкое тепло, этого мне достаточно. Анна очень точно выразила это, когда писала брату: «С вами я ощущаю себя». И я в этот вечер ощущаю себя, ощущаю город. Город существует независимо от Арезки, но я ощущаю город через него.
Дождь множит миражи.
— Надень шарф, вымокнешь.
Мне приятно, что он держит мою сумку, пока я завязываю концы платка под подбородком, мы снова трогаемся.
Что тут поделаешь? Для нас обоих было бы лучше, чтоб все оставалось в тайне. Теперь мы натерпимся от них, ты в особенности. А, пустяк. Но ты из–за этого не переменишь ко мне отношения?
В моем смешке уверенность.
— Если бы я не был эгоистом, я посоветовал бы тебе уйти с завода, поступить на другую работу. Но мне нравится видеть тебя рядом, особенно по утрам: я вхожу, высматриваю тебя, нахожу. В конце концов… Ладно, поживем — увидим.
— Тебе здесь нравится, — заговаривает он снова. — Я так и думал. Я тоже люблю эти места, но это опасный квартал.
— Хотя здесь много твоих братьев.
— Никогда она не поймет, — вздыхает он. — Именно поэтому. Это квартал облав. К тому же не мой. Я живу около станции Крым.
Читать дальше