Сергей Смирнов - Ангелы приходят и уходят

— Знаешь что? Вот когда стану твоей женой — тогда и будешь просить и проверять, где я и почему.

— Не станешь, — скорбно сказал Ковалев.

— Почему? — Она даже остановилась.

— Потому. Не станешь — и все.

— Вот дурачок. Ты посмотри на меня, ну? Я хозяйка хорошая, все умею. А когда накрашусь, так мужики балдеют и падают.

Ковалев опустил глаза.

— Смеешься ты надо мной. Нехорошо это.

Они шли и шли. И шли в сторону, противоположную от университета. «Да и черт с ним, с Ярошевичем. Злобный он и мстительный. Тоже мне, знаток Пушкина!.. Сдам как-нибудь… Вывернусь… Всего Пушкина наизусть выучу», — подумал Ковалев. Вид у него был обалделый, и мысли, конечно, тоже.

Они шли и шли, пока не оказались на привокзальной площади.

— Ну и куда мы пришли? — спросил Ковалев.

— На вокзал, конечно.

— Зачем?

— А я уеду сейчас.

— Куда? — испугался Ковалев.

Она засмеялась:

— Вот глупый! К подруге, она в Белореченске живет. Час езды на автобусе…

Они пришли на автовокзал, купили билет, вышли на посадочную площадку.

— Вон и автобус уже стоит, — сказала она. — Ну, до встречи.

— Когда?

Она опять засмеялась:

— Когда хочешь.

Подошли к автобусу:

— Ну, а сейчас-то ты зачем меня обманула?

— Я не обманула. Насчет встречи? Нет, не обманула. Правда, когда хочешь.

— Ладно. Допустим, я хочу сейчас.

Она немного подумала:

— Знаешь… Прямо сейчас не получится. Следующий автобус — через четыре часа. Вот ты на него сядешь и приедешь в Белореченск. Выйдешь на автостанции, пройдешь лесом до пятиэтажки — она там всего одна на весь поселок, не заблудишься. Квартира сорок шесть. Запомнил?

И она поцеловала его мягкими теплыми губами, вошла в автобус и махнула ему рукой из окна.

Он закрыл глаза, постоял с минуту. Открыл — и оказался вдруг в другом мире. Солнце выглянуло, и все вокруг было залито теплым лучистым светом, и все светилось и радовалось теплу. Даже собака, бежавшая через площадь, — и та, казалось, сияла от счастья.

Он вернулся в здание автовокзала, купил билет на следующий рейс: все было точно, автобус отъезжал через четыре с небольшим часа.

Первое, что он сделал дома — залез в ванну и вволю понежился. Потом объявил матери, что едет в деревню к другу, возможно, с ночевкой.

— Ну, к другу — так к другу, — равнодушно сказала мать. — Завтра когда придешь?

— После занятий. Часов в пять.

Все было хорошо в этот вечер. Слишком хорошо. Так не бывает. Или редко бывает. Но все же бывает…

Наступили сумерки, вспыхнули за окном веселые фонари. Ковалев слушал магнитофон, подгоняя время, потом подумал, что надо бы погладить брюки и рубашку, и оказалось, что времени остается совсем мало, и надо спешить.

Бегом прибежал на автовокзал. Автобус выехал по расписанию, в салоне было почти пусто — всего шесть или семь пассажиров. Выехали из города и помчались по шоссе мимо белых полей и дымчатых перелесков, мимо черных изб и покосившихся заборов. Ковалев смотрел во тьму. Он впервые оказался за городом на ночь глядя, и все казалось ему необычным, интересным. Вскоре пассажиры стали выходить на остановках, и с Ковалевым в салоне остался один только старик с рюкзаком и в телогрейке.

Потом он задремал, а очнулся, когда переезжали реку, на пароме. Мел снег, исчезая бесследно в черной воде. У дальнего берега в холодных волнах плясали огоньки. Водитель вышел из автобуса, курил, облокотившись о перила парома, сплевывал в густую воду.

Когда приехали в Белореченск, было уже совсем темно. Ковалев увидел маленькую площадь, слабо освещенную двумя фонарями с железными рефлекторами. Черные домишки, заборы — и тишина, нарушаемая только простуженным лаем собак.

Автобус развернулся и уехал, Ковалев огляделся, и пошел по дороге в ту сторону, где, как он предполагал, должна стоять невидимая отсюда пятиэтажка.

Дома и заборы кончились и Ковалев вступил в темный, глухо шумевший поверху бор. Дорогу было еле видно, он то и дело спотыкался, но вот впереди показался огонек: кто-то шел с фонариком ему навстречу. Луч света скользнул по лицу Ковалева и упал в снег.

— Скажите, я правильно иду — к пятиэтажке? — спросил Ковалев.

— А? — отозвался мужской голос. — Ну да. К ней.

Помолчал и спросил:

— А кого там надо-то?

— Не знаю. В гости позвали…

— А-а… — Мужчина помахал фонарем, пожал плечами и пошел своей дорогой.

Через сотню-другую метров лес стал редеть и вот уже всеми окнами засияла впереди пятиэтажка. Над подъездами горели фонари, на скамейках заседали бабушки, мальчишки играли в снегу. Ковалев подошел к бабушкам, поздоровался, спросил, в каком подъезде сорок шестая квартира.