— Я сказал достаточно, мистер 92-Икс. ИЛИ ВЫ МЕНЯ НЕ ПОНЯЛИ?
Голос Ковитского вдруг обрел такую оглушительную силу, что публика в зале охнула.
Герберт вскочил:
— Нарушение прав!
Задрал подбородок, в глазах — пламя. Похож на ракету, которая готова взмыть ввысь.
— Садитесь!
— Вы нарушаете мое право на свободу религиозных отправлений!
— САДИТЕСЬ, МИСТЕР 92-ИКС!
— Не по закону! — орет Герберт. — Несоблюдение прав! — Он обращает ярость на сидящего с ним рядом Тесковитца:
— Чего расселись? Вставайте! Нарушение закона!
Растерянный и слегка испуганный Тесковитц поднимается.
— Ваша честь, мой клиент…
— Я СКАЗАЛ САДИТЕСЬ! ОБА!
Оба садятся.
— Вот что, мистер 92-Икс, этот суд отнесся к вам с большим терпением. Никто не посягает на вашу свободу религиозных отправлений. Час уже не ранний, и в комнате для присяжных, где двадцать пять лет не производили ремонта, давно ждут присяжные заседатели, так что чтение Корана на этом заканчивается.
— Заканчивается? Запрещается! Вы нарушаете мои религиозные права!
— Обвиняемый, ПРЕКРАТИТЕ РАЗГОВОРЫ! Никакого права читать в суде Коран, или Талмуд, или Библию, или Мормонскую книгу ангела Морони, или любой другой религиозный текст, каким бы он священным ни был, у вас нет. Я напоминаю вам, сэр, что здесь — не исламское государство. Страна, в которой мы живем, — республика, и в ней церковь отделена от государства. Вы меня поняли? Этот суд подчиняется законам республики, записанным в Конституции Соединенных Штатов.
— Вранье!
— Что вранье, мистер 92-Икс?
— Что церковь отделена от государства. Могу доказать.
— О чем вы говорите, мистер 92-Икс?
— А вы обернитесь! Посмотрите, что у вас на стене написано!
Герберт снова на ногах и указывает вытянутой рукой на стену над головой судьи. Ковитский поворачивается в своем вращающемся кресле, смотрит под потолок Действительно, там на деревянной панели вырезана надпись: «НА ГОСПОДА УПОВАЕМ».
— Вот вам и отделение! — торжествующе кричит Герберт. — Выбито большими буквами у вас над головой!
Какая-то женщина в публике прыснула со смеху. Хохотнул было и один из судебных приставов, но вовремя сдержался и посмотрел в другую сторону прежде, чем Ковитский успел обернуться. Осклабился секретарь суда Бруцциелли. Патти Скуллиери прикрыла рот ладонью. Крамер поглядывает на Майка Ковитского и ждет грома и молний.
Но вместо этого Ковитский с улыбкой пригнул голову, обвел зал зрачками, пляшущими на волнах бурного белого моря, и сказал:
— Вы, я вижу, наблюдательны, мистер 92-Икс, и я вас с этим поздравляю. Но как человек наблюдательный вы могли заметить, что сзади у меня глаз нет. А спереди есть, и они видят перед собой подсудимого, которому предъявлено серьезное обвинение и которому грозит тюремное заключение сроком от двенадцати с половиной до двадцати пяти лет в случае, если присяжные, равные ему по положению, признают его виновным. И я хочу, чтобы у них было время рассудить его вину или невиновность по всей справедливости… со всей тщательностью и беспристрастностью! У нас свободная страна, мистер 92-Икс, и никто не может запретить вам вообще верить в любое божество, в какое вам вздумается. Но здесь, в суде, вам придется верить в Евангелие от Майка!
Эти слова прозвучали так свирепо, что Герберт 92-Икс молча плюхнулся на стул. И только посмотрел с укоризной на Тесковитца. Но тот в ответ пожал плечами и покачал головой — дескать, тут уж ничего не поделаешь.
— Пригласите присяжных, — распорядился Ковитский.
Пристав распахнул дверь комнаты для присяжных. Крамер за столом обвинения приосанился. Запрокинул голову, демонстрируя мощную шею. Присяжные выходят гуськом, друг за дружкой… трое негров, шесть пуэрториканцев… Где же она?.. Наконец-то появляется в двери! Крамеру сейчас не до хороших манер. Он уставился прямо на нее. Чудесные, роскошные каштановые волосы, так бы и зарылся лицом, расчесаны на прямой пробор и убраны с белого лба. Глаза большие, в пушистых ресницах. И эти изогнутые темные губы… накрашенные коричневой помадой. Да, да, опять та же помада цвета жженого сахара, с чертовщинкой, не как у всех, ну до того элегантно!..
Крамер быстро оглядывает возможных соперников. Толстопузый секретарь Бруцциелли, конечно, ест ее глазами. Все трое приставов глазеют, забыв обо всем, — встань сейчас Герберт 92-Икс со своего места и уйди, они и не заметят. Но Герберт и сам к ней приглядывается. И Тесковитц. И Салливан, стенографист, за своей стенографической машинкой. И даже Ковитский! Да-да! Крамер о нем кое-что слышал. По виду не скажешь, но ручаться никогда нельзя.
Читать дальше