Том Вулф - Костры амбиций

Она замолчала, но продолжала глядеть на него со снисходительной улыбкой, как мать, открывшая дитяте великую тайну. Интересно, подумалось Шерману, действительно ли она знает то, о чем говорит, или это романтические фантазии, снобизм навыворот.

— Так как же ты считаешь?

— Что лучше будет тебе довериться моему инстинкту.

И тут раздается стук в дверь.

— Кто это? — тревожно спрашивает Шерман.

— Не пугайся. Должно быть, Жермена. Я ей говорила, что ты будешь.

Мария встает со стула и идет к двери.

— Но ты не рассказывала, что произошло?

— Нет, конечно.

И открывает дверь. Но это не Жермена. А громадный мужчина в каком-то немыслимом черном костюме по-хозяйски вошел в комнату, быстро обвел глазами Шермана, стены, потолок и в последнюю очередь — Марию.

— Вы Жермена Болл? — спросил он, тяжело дыша, видимо, из-за подъема по лестнице. — Или Боул?

Мария недоуменно молчит, Шерман тоже. Великан — белый, с курчавой черной бородой, багровое лицо блестит от пота. Он в черной фетровой шляпе с абсолютно плоскими полями, маленькой, точно игрушка, на огромной голове, в мятой белой рубашке, застегнутой под горло, но без галстука, и в лоснящемся черном двубортном пиджаке, застегнутом, как у женщины, справа налево. Хасид. Шерман много раз видел евреев-хасидов в Бриллиантовом квартале на Сорок шестой и Сорок седьмой улицах между Четвертой и Пятой авеню, но такого громадного — никогда. Под два метра ростом, весу — килограммов сто двадцать, страшно жирный, но могучего вида, распирает нездоровую кожу, как грандиозная сарделька. Снял шляпу, волосы под шляпой мокрые от пота, прилипли к черепу. Ударил себя ладонью по скуле. И снова водрузил шляпу высоко-высоко на самую макушку, того гляди слетит. По лбу великана бегут струйки пота.

— Жермена Болл? Боул? Булл?

— Нет, — отвечает Мария. Она уже опомнилась и говорит язвительным, агрессивным тоном. — Ее нет. Что вам нужно?

— Вы тут проживаете? — Для такого крупного мужчины у него на редкость тонкий голос.

— Мисс Болл сейчас здесь нет, — повторяет Мария, пропуская последний вопрос мимо ушей.

— Здесь вы проживаете или она?

— Послушайте, мы заняты, — со страдальческим долготерпением. — Зайдите попозже, а? И вообще, как вы попали внутрь здания? — уже грозно.

Великан лезет в правый карман пиджака и достает огромную связку ключей, штук тридцать наверно. Перебрав их бородки толстым указательным пальцем, выбирает один и поднимаете воздух.

— Отпер вот этим. Компания «Уинтер, владельцы недвижимости», — со слабым еврейским акцентом.

— Прекрасно. Только вам придется прийти еще раз и поговорить с мисс Болл.

Великан не трогается с места. Он еще раз обводит глазами комнату.

— А вы здесь не проживаете?

— Послушайте, я….

— Ладно, это не важно. Мы тут будем красить.

Великан раскидывает руки, как два крыла, будто собрался совершить прыжок «лебедь» с вышки в воду, подходит так лицом к стене, прижимает к стене левую ладонь, потом переступает влево, левую отнимает и прижимает на это место правую и, продвигаясь дальше влево, вытягивает левую руку, снова приняв позу ныряльщика «лебедем».

Мария смотрит на Шермана. Он понимает, что должен что-то сделать, но что, не представляет себе. Он подходит к великану и властным ледяным тоном, как говорил бы на его месте Лев «Даннинг-Спонджета», произносит:

— Одну минуту. Чем вы занимаетесь?

— Промериваю, — отвечает великан, с растопыренными руками продвигаясь по стене. — Красить здесь будем.

— Мне очень жаль, но нам сейчас некогда.. Вам придется прийти как-нибудь в другой раз.

Молодой великан медленно оборачивается, подбоченясь, набирает в грудь побольше воздуху, отчего еще больше раздувается и становится в два раза огромнее. Лицо его выражает брезгливость, словно при виде жалкого насекомого. По-видимому, такие сцены ему не впервой и не доставляют ничего, кроме удовольствия. У Шермана екает сердце. Но деваться некуда, поединок самцов уже начался.

— Вы здесь, что ли, проживаете? — еще раз спрашивает великан.

— Вам же сказано, у нас нет времени, — отвечает Шерман, стараясь сохранять ледяной тон своего отца. — Будьте добры, уйдите, придете делать свою работу когда-нибудь в другой раз.

— Вы здесь проживаете?

— Нет, я здесь не проживаю, если на то пошло, но я здесь в гостях и не намерен…

— Вы не проживаете, она не проживает. Что же вы тут делаете?

— Это вас не касается! — срывается Шерман, при этом с каждой секундой чувствуя себя все жальче и беспомощнее. И указывает пальцем на дверь: