Вальтер Диггельман - Увеселительная прогулка

— Девушки так себя не ведут!

— Господи, Альберт, какие глупости ты иногда говоришь, ты же совершенно не знаешь девчонок!

— У меня у самого две дочери!

— Только ты ничего о них не знаешь!

— Я могу каждый их… я могу все прочесть по их глазам.

— Что-то пока ты этому не научился.

— Чему?

— Читать по их глазам.

— Так… Какие еще ужасы ты намерена мне открыть?

— Никаких ужасов.

— Я жду откровенного разговора.

— Я могу сообщить тебе только одно: твои дочери, несмотря на твое воспитание, не выросли такими уродами, как мы с тобой.

— Ах вот как! Значит, если человек честно и целомудренно живет до свадьбы, это теперь называется уродством? Чего ты смеешься?

— Разве ты честно и целомудренно жил до нашей свадьбы?

— Ты, по-видимому, нет?

— Я уже не помню, Альберт, прошло почти тридцать лет.

— Значит, ты нет?

— Я пытаюсь вспомнить… За год до свадьбы…

— За год до свадьбы? Ну-ка, выкладывай!

— Ты меня соблазнил…

— Нет! Это ты меня соблазнила! И я тебе этого никогда не прощу! И вообще, я иду спать…

— Ты правда лучше себя чувствуешь? — спросил Эпштейн.

— Правда, Эп. Иначе я бы не поднялась.

— Врач впрыснул тебе двадцать миллиграммов валиума, ты это знаешь?

— Во мне сейчас все как-то приглушено, тело словно дремлет, но чувствую я себя хорошо.

— У нас еще есть виски?

— Конечно, есть. Ты же не так долго отсутствовал.

— Тебе я не дам.

— А я и не хочу. Зачем, собственно, ты пьешь виски? Ведь тебе это никакого удовольствия не доставляет.

— На меня виски действует как лекарство.

— У тебя измученный вид.

— Ничего удивительного.

— Остермайер согласился взять это дело?

— Вроде бы.

— Чем мы можем ему помочь?

— Кому, Остермайеру?

— Чем я могу ему помочь?

— Ничем.

— Я знаю, во всем виновата я.

— Не во всем.

— Я лучше знаю.

— Бессмысленно сейчас спорить о том, кто виноват.

— Оливер меня ненавидит.

— Нет, он тебя любит.

— И я его люблю. Но не могу ему доказать. И никогда не могла. А может быть, я никогда его и не любила. Может быть, только хотела любить. Я знала, что должна его любить.

— Я ничем не могу тебе помочь.

— Всегда я все делала неправильно.

— Не всегда.

— Но я всегда была честна с тобой.

— Не всегда. Ты хотела быть обеспеченной, иметь теплый очаг и в то же время — полную свободу.

— Выходит, я всегда поступала нечестно?

— Не знаю, можно ли это обозначить словами «честно» или «нечестно».

— Я причиняла тебе боль.

— Это правда.

— Но я не хотела этого. Поверь, я тебя очень ценю, я ведь долгое время не могла и представить себе жизни без тебя.

— Я никогда не ставил тебе в вину, никогда не попрекал тебя тем, что ты все время путаешься с другими. Я и теперь более чем когда-либо уверен, что обоюдная свобода только укрепляет супружество…

— Но ты все-таки должен признать, что наше с тобой супружество давно уже перестало быть настоящим супружеством.

— Тобиас пытался мне это внушить. Ваш брак, сказал он, дал трещину уже много лет назад.

— Разве это не так?

— А давно ли ты сознаешь, что наш брак распался?

— Уже много лет.

— Но говорить об этом ты стала только с тех пор, как у тебя есть Тобиас.

— У меня его нет.

— Наш с тобой брак распался лишь тогда, когда появился человек, который может предложить тебе такую же роскошь, обеспеченность, комфорт, какие ты имела со мной.

— Одно верно, и ты давно это знаешь, у меня всегда был болезненный страх перед бедностью.

— Я вспоминаю наше первое свидание, после того как мы познакомились на бал-маскараде.

— Ты приоделся и выглядел как молодой человек из добропорядочной буржуазной семьи.

— Я пригласил тебя поужинать в «Озерный рай».

— И потратил в тот вечер уйму денег.

— Днем я получил гонорар на радио.

— Я помню.

— Я тоже. После ужина мы танцевали, и в какой-то момент ты сказала: ах, как чудесно, когда есть деньги…

— Я так сказала?

— Позже ты часто вспоминала, что тебе тогда показалось, будто ты встретила человека с большими деньгами!

— Ты готов был жить только для меня, работать только для меня и сразу потребовал, чтобы я не работала.

— Да.

— И все же в один прекрасный день мне пришлось пойти работать, потому что ты зарабатывал недостаточно.