Вирджиния Эндрюс - Руби

– Вот так-то! – довольно изрек он. – Это убережет тебя от глупостей!

– Дедушка… прошу… освободи меня!

Он повернулся и направился к дверям.

– Еще будешь меня благодарить… – бормотал он. – Когда малость поумнеешь…

Он ушел, оставив меня биться на кровати в слезах.

– Дедушка, вернись! – кричала я.

Но все мольбы были безрезультатны. Глаза мои вспухли от слез, в горле саднило. Я перестала рыдать и прислушалась: похоже, дедушка оступился и свалился с лестницы. До меня донеслись оханье и проклятия. Потом он вновь принялся крушить посуду и мебель. Примерно час спустя все затихло.

Лишенная возможности осуществить свой план, я заливалась слезами. На душе было так тяжело, словно грудь мою придавил мешок с камнями. Дедушка оказался в сто раз хуже болотного аллигатора, ибо самые свирепые хищники никогда не причиняют вреда своему потомству. На такое способен лишь человек, разум которого одурманен пивом и виски.

Наконец я уснула, изнуренная страхом и усталостью. Сон дал мне счастливую возможность на время вырваться из жуткой реальности.

Очнулась я с ощущением, что проспала целую вечность. Однако прошло всего два часа. Возможности хотя бы на секунду счесть все случившееся кошмарным сном у меня не было: едва пошевелившись, я услышала звон цепи. Усевшись на кровати, я попыталась освободить лодыжку, но чем сильнее выворачивала ногу, тем глубже цепь впивалась в кожу. Со стоном упала я на подушку. Похоже, дедушка намерен держать меня на цепи весь день, и если сюда явится Бастер Трахау, я буду беззащитной и беспомощной!

Сердце мое насквозь пронзила раскаленная игла. Картины, возникающие в воображении, были слишком отвратительны. Я замерла и прислушалась. В доме стояла полная тишина. Даже половицы не скрипели. Такое затишье бывает перед бурей. Перед ураганом, который превратит мою жизнь в груду обломков. Надо успокоиться, приказала я себе. Из самой трудной ситуации непременно найдется выход. Осмотрев цепь, закрепленную вокруг ножки кровати, я вздохнула с облегчением.

Дедушка был слишком пьян и не сообразил, что я могу приподнять кровать, и тогда цепь соскользнет с ножки. Я с усилием спустила свободную ногу на пол, неуклюже скатилась с кровати и, не обращая внимания на боль в скованной лодыжке, подползла к спинке кровати и попыталась ее приподнять. В глазах у меня потемнело от напряжения, но все же мне удалось сделать это и стащить цепь. Стараясь не звякать железом, я распутала ее и освободила свою несчастную ногу, распухшую и покрасневшую. Затем достала из-под матраса деньги, положила их в собранную сумку. Подошла к двери, чуть приоткрыла ее и замерла.

Все было тихо. Внизу, у входных дверей, тускло горел бутановый фонарь. На лестнице и на стенах дома плясали причудливые тени. Где дедушка? Спит в комнате бабушки Кэтрин? Я решила, что разумнее будет не проверять. Выскользнула на лестницу, на цыпочках спустилась по ступенькам. Несмотря на все предосторожности, половицы предательски заскрипели, словно дом хотел задержать беглянку. Спустившись вниз, я некоторое время не двигалась с места. От входных дверей доносился заливистый храп. Подойдя поближе, я увидела, что на полу в коридоре лежит дедушка Джек.

Переступать через него было слишком большим риском, и я направилась к задней двери. По пути завернула в гостиную. Надо было сделать кое-что еще – бросить прощальный взгляд на портрет бабушки Кэтрин. Сквозь незашторенные окна проникал рассеянный свет луны, и мне показалось, что на губах бабушки играет улыбка, а взгляд ее лучится радостью. Я наконец выполнила обещание, и она была счастлива.

– Прощай, бабушка, – прошептала я. – Когда-нибудь я непременно сюда вернусь, заберу твой портрет и больше никогда с ним не расстанусь.

О, как мне хотелось вновь увидеть бабушку живой, очутиться в ее объятиях! Закрыв глаза, я попыталась вспомнить, когда в последний раз обнимала и целовала ее. Но тут дедушка Джек застонал и заворочался. Нельзя было терять ни минуты. Быстро, но бесшумно я пересекла кухню, вышла через заднюю дверь и обогнула дом.

Прежде чем зашагать прочь, я оглянулась. В глазах у меня снова защипало, сердце щемило от боли. Несмотря на все невзгоды, связанные с этим домом, мне тяжело было покидать родное гнездо, которое видело мои первые шаги. В этих стенах мы с бабушкой Кэтрин вместе стряпали, вместе пели, вместе смеялись. Сидя в качалке на галерее, она рассказывала мне истории времен своей юности. В комнате наверху она укладывала меня спать, и я засыпала, убаюканная ее мягким голосом, обласканная светом любящих глаз. Рядом с бабушкой я всегда чувствовала себя в безопасности. Мир казался мне теплым, уютным, полным заманчивых обещаний. Потом, став старше, я сидела перед окном теплыми летними вечерами, и воображение мое рисовало чудные картины будущего. Встречу с прекрасным принцем, пышную свадьбу, сладостную музыку, опутанные золотой паутиной деревья.