Марио Льоса - Кто убил Паломино Молеро?

– Здравствуйте, донья Лупе, – войдя, сказал лейтенант. – Вы, говорят, такая мастерица готовить, что и мы не утерпели, приехали проверить, не врут ли люди. Надеюсь, вы не обманете наших ожиданий и подтвердите свою славу.

Судя по тому, каким взглядом окинула их донья Лупе, ни единому слову лейтенанта она не поверила. Да и как было поверить, размышлял Литума, если чича едкая как щелочь, а мясная начинка совершенно безвкусная? Поначалу местные ребятишки прилипли к окну, не сводя с посетителей глаз, но потом разбежались, явно заскучав, и теперь во дворе, возле очага и трех колченогих столиков остались двое-трое полуголых детей. Наверно, ребятишки доньи Лупе. Странно, однако, что у женщины ее возраста такие маленькие дети. А может, она только выглядит старухой?

Все попытки завязать с ней беседу ни к чему не привели. О чем бы ни заводил речь лейтенант: о погоде, о засухе, о видах на урожай, о происхождении названия Амотапе, – она либо молчала, либо что-то односложно бурчала себе под нос, либо отделывалась недомолвками.

– Сейчас я тебя, Литума, сильно удивлю. Ты ведь тоже, наверно, считаешь, что донья Адриана толстуха? А? Признайся. Так вот, Литума, это заблуждение. Она не толстая, а пышнотелая. Улавливаешь разницу?

Когда же он начнет? Как подступится к донье Лупе? Литума сидел как на иголках, дивясь и восхищаясь. Ему ли не знать, как мечтает лейтенант размотать это убийство? Не он ли был свидетелем того, как вчера вечером подействовала на лейтенанта анонимка? Обнюхав бумагу не хуже ищейки, он изрек: «Нет, это не липа. Тут пахнет настоящим делом. Придется ехать в Амотапе».

– Ты вправе спросить, друг мой Литума, в чем же разница? Отвечу тебе. Толстуха – вся мягкая, рыхлая, квелая, дряблая. Прикоснись к ней – рука по локоть уйдет, как в тесто. А пышнотелая – тугая, литая, у нее всего столько, сколько надо и даже чуточку больше. Избыток этот особенно тешит и радует. Сколько надо и там, где надо. Потребное количество на должном месте! Тронешь – и почувствуешь сопротивление, пальцы так и отскочат.

Всю дорогу до Амотапе, невзирая на то, что солнце огненным буравом ввинчивалось прямо в темя, лейтенант не закрывал рта, рассуждая об анонимке, о лейтенанте Дуфо, о полковнике Миндро и о его дочери. Но чуть только переступили они порог этой забегаловки, он стал вести себя так, будто до Паломино Молеро ему нет решительно никакого дела. Толковал он только про странное название поселка, – ну разумеется! – о достоинствах доньи Адрианы, причем голос не понижал, присутствием хозяйки нимало не смущался.

– Это разница между мускулом и жиром, друг Литума! Толстуха – это жир! Пышнотелая женщина – это туго сплетенные мышцы! Лучше тугих, мускулистых грудей нет ничего на свете! Не променяю их даже на кулинарные чудеса нашей доньи Лупе. Не смейся, Литума, я говорю истинную правду. Ты в этих делах ничего не смыслишь, так слушай и просвещайся! Мускулистый живот, мускулистый зад, мускулистые бедра – это яства, достойные только королей, князей, генералов! Ах, боже мой! Вот такова и владычица моего сердца, друг Литума! Она не жирная, нет! Она не толстуха! Она – пышнотела! Она – мускулиста, черт бы меня подрал. И за это я ее люблю.

Литума из уважения к начальству посмеивался, но на донью Лупе рацеи лейтенанта никакого действия не оказывали. Она была невозмутима и, казалось, равнодушно принимает все это к сведению. «Выжидает лейтенант, – догадался Литума, – ему неймется так же, как и мне». Когда же он решится? Но лейтенант не спешил и совершенно не собирался слезать с облюбованной темы.

– Ты вправе спросить, Литума: «Откуда это, мол, лейтенант решил, что донья Адриана не толста, а пышнотела? Проверял он ее, что ли?» Признаюсь тебе, Литума, да! Но чуть-чуть! Там прижмешь, тут ущипнешь мимоходом. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Правильно думаешь. Детские игрушки, думаешь ты. Но ведь я кое-что видел, Литума. Я выдам тебе свою тайну. Я видел, как донья Адриана купалась. Знаешь, за маяком, где скалы и такая пропасть крабов? Ну, там всегда купаются старухи, боясь, как бы за ними не подглядели? Зачем, по-твоему, я каждый день исчезаю, прихватив бинокль, а тебе говорю, что иду пить кофе в отель «Ройаль»? Зачем я лезу на эту скалу, которая как раз над пляжем? Все затем, Литума. Затем, чтобы увидеть мою любовь в одной розовой нижней юбке, а когда эта юбка намокает, она делается почти прозрачной. Ради бога, донья Лупе, принесите мне воды! Я горю! Залейте во мне это пламя! Вот тогда я и понял, друг Литума, что значит «пышнотелая женщина»! Литые ягодицы, литая грудь, сплошной мускул – от шеи до пят! Я вот как-нибудь возьму тебя с собой, полюбуешься. Одолжу тебе бинокль. Увидишь, что я прав. Увидишь самое аппетитное тело во всей Таларе! Да, Литума, я не ревнив, по крайней мере, к моим подчиненным. Да, если будешь хорошо себя вести, отведу тебя к той скале. Увидев эту чудо-женщину, ты с ума сойдешь от счастья.