Ромен Гари - Пляска Чингиз-Хаима

— Я тут ни при чем! — стенал барон, пытаясь избавиться от грязной еврейской улыбки, пятнавшей его облачение. — Я удалился в свой замок!

— Крепитесь, дорогой друг! — блеял граф. — Главное, сохранять хладнокровие. Мне, право, было непонятно, почему они так обеспокоены сохранением крови холодной, ведь они с головы до ног были покрыты ею, причем уже засохшей.

Я отметил, что руки барона обременены скрипками Страдивари, насчитал я их не меньше двух десятков, а барон, хоть и был без штанов и отчаянно оборонялся от черного козла и крайне злобно настроенной солонки, тем не менее не выпускал из рук культуру в прекрасном состоянии, полное собрание в шести томах, включая полный каталог, скатерти и салфетки, и без дрожи взирал на еврейский кулак, лезущий ему под нос из люка канализационного колодца.

— Это ужасно! — выдохнул барон умирающим голосом, в котором еще сохранялись отзвуки баховской фуги. — Они возвращаются!

— Надо что-то делать! — вскричал граф.

— Да, но что?

— Что-то решительное! Граф боязливо огляделся.

— Этого как раз нельзя! — пробормотал он. — Слишком преждевременно и к тому же уже недостаточно!

— Господи Боже! — простенал барон. — А чем, в конце концов, заняты эти арабы?

Его лицо озарилось последним отсветом надежды. Ему пришла идея. С этого все всегда начинается.

— Надо любой ценой примириться с ними! Дорогой друг, этот портрет…

Граф все так же оборонялся от козла и солонки, но культуру из рук не выпускал. Невозможно было не восхищаться им. Правда, козел внезапно сменил объект и напал на Джоконду, которая только этого и ждала.

— Какой портрет?

— Портрет еврея Макса Жакоба, которого уничтожили нацисты, написанный евреем Модильяни, который поторопился и умер сам! Достаточно приобрести его у них, чтобы они наконец поняли, что Германия не отступит ни перед чем и мы готовы все забыть! Поспешим, друг мой, нельзя медлить! В наших музеях есть еще место!

Они попробовали выбраться, граф пытался подобрать Джоконду, козел разъярился; это был уже почти момент истины, барон трахнул козла скрипкой Страдивари по башке, культура защищалась, и я уже совершенно не понимал, кто там козел, кто там культура, тем паче что все было озарено боязливой улыбкой старого еврея-хасида, которого козел таскал за бороду на глазах других улыбающихся козлов, обращенных к культуре и грядущим поколениям.

У меня вдруг возникло впечатление, что я повторяюсь. Не знаю, четко ли вы представляете себе все последствия того, что называется «повторяться». Но в любом случае, если то, что я делаю, вам не по нраву, отойдите в сторонку, ступайте к конкурентам: слава Богу, недостатка в негритянских кабаре и во вьетнамских ресторанах нет.

Я проследил взглядом за парочкой аристократов: им наконец удалось вырваться, и они скрылись в лесу Гайст. Мне полностью понятно смятение, овладевшее избранными натурами, когда на бирже произошел окончательный обвал духовных ценностей. Впрочем, они это напрасно. Ведь как раз когда курс падает, когда он самый низкий, и нужно покупать. Правда, никто из нас в Аушвице не предвидел «немецкого чуда». А ведь на это можно было рассчитывать и извлечь из этого выгоду, по крайней мере в финансовом плане. Гитлер на серебряном блюде поднес нам возможность обделать неплохое дельце, а мы не воспользовались ею. Нет, право, не такие уж мы хитрые, как о нас говорят.

А еврейский кулак торчит по-прежнему. Я уж даже подумал, а вдруг это он мне грозит, вдруг тот хмырь разозлился куда сильней, чем мне казалось. Да нет же, нет. Скорей всего, это памятник. Я решил подойти поближе и рассмотреть, но увидел возвращающихся Лили и Флориана. Лили не выглядела безразличной, как в прошлые разы, напротив, она, казалось, еще сильней отчаялась. Лучше так, чем ничего, она, по крайней мере, хоть что-то почувствовала. Флориан нес рог, этот сукин сын обожает трофеи.

— Дорогая, нам надо поторопиться. Поезд отходит через полчаса, не забывай, нас ждет доктор Шпиц. Он просто чудотворец! Вспомни светскую даму, которая требовала, чтобы стучали в дверь во время… Шесть коротких ударов, один длинный. А ту, которая получала удовлетворение только в метро в час пик? И ту, что возносилась к небесному блаженству только в лифте, и еще одну, которой, чтобы она расслабилась, нужно было ласково приставить револьвер к виску? Безмерны тайны и бездны души! Но теперь, дорогая, у них все в порядке. У науки есть ответы на все. Так что ты можешь быть уверена.