Мануэль Пуиг - Предательство Риты Хейворт

—

— Ты ему ни в чем не перечишь, потому что он обещал отпустить тебя в Ла-Плату.

—

— А на свадьбу твоей сестры?

—

— Ладно, на этот раз тебя не отпустили в больнице, но все другие разы ты не ездила из-за Берто, потому что сеньору Берто так хотелось.

—

— Из-за наследства Хауреги, там вышла заминка с бумагами.

—

— Взял и умер, а меня сколько ни спрашивай про его дела, я бы ничего не сумела ответить, разве только, что понаставил мне рогов, я каждый раз, как узнавала про его шашни… благодарила небо. Откуда мне было взять эти сведения, которые просил адвокат?

— Расспросить обо всем золовку в письме, так она все поняла наоборот, и как я не догадалась про кассиршу? с каких это пор надо каждый вечер по целому часу снимать кассу? Я ужинала с сыном, а после подогревала ему, хоть он и дулся, что еда перестоялась.

—

— Нет, ты бы не пережила.

—

— Придет не в духе, а ты терпи это. Я все равно приводила себя в порядок, снимала косынку с головы и передник и под вечер шла к тебе пить мате — шикарно одетая, по высшему классу, а ты, как сейчас помню, встаешь после сиесты такая счастливая, с опухшими со сна глазами.

—

— Вот была новость — что Берто отпускает тебя в Ла-Плату зимой!

—

— Меня в дрожь раньше тебя бросало, поверь.

—

— Так никогда не поссоришься, а я не могла промолчать с Хауреги, всегда отвечала.

—

— Ты в больнице больше получала, чем в аптеке?

—

— Про все меня расспрашивали, знали, что я разбираюсь, ведь если женщина безлобая или с длинным лицом, тюрбан ей как нельзя кстати.

—

— Сколько тебе исполнилось?

—

— А что он тебе подарил?

—

— Почему?

—

— Нет, в ателье мало кто заходил, разве что Рамос, агент по тканям, до чего милый человек. И еще его подручный, который ткани носил, увалень, он мне напоминал Хауреги.

—

— Молчал потому что.

—

— Мита, как я увлеклась Рамосом…

—

— Несколько молод для меня, но такой изысканный, такой воспитанный, а манеры… что у твоей девочки. И все-то он знал! В модах разбирался почище любой в ателье и про последние новинки нам рассказывал.

—

— Сразу же. Описывал, что он там видел в театре «Колон» божественные классические танцы.

—

— Сдуру не пошла, хотела обновить черный бархатный костюм, да так и не сшила его. Говорил, находит меня очень интересной, хотел, чтобы я все ему рассказала.

—

— Про Хауреги, все-все, в подробностях.

—

— С первого же вечера. И про привычки Хауреги. Видно, хотел меня возбудить, потому что на другой день просил все повторить сначала… тут я подумала, что он воспользуется и начнет меня уламывать, и мне уже стало противно… только ничего подобного, не знаю, что там с ним случилось. Я никогда не говорила с мужчиной о таких вещах.

—

— Я сама, однажды в магазине. Взяла его за руку. А в «Колон» я все равно бы пошла, даже без бархатного костюма, пошла бы в чем есть.

—

— Не выдернул, но и мою не пожал. Мне его подручный Хауреги напоминал, а хозяйка заметила и вздумала пошутить как-то утром, когда увалень заносил ткани внутрь, принялась рассказывать, что мне нравится Рамос.

—

— С ним хоть можно было поговорить.

—

— До того уставала, что ноги отваливались.

—

— В полдник. Девочки из мастерской заваривали мате, и я, когда могла, заходила к ним посидеть, девочки его свежим пьют, потому что могут бросить шитье в любой момент, ну а я, если занималась с клиентками в примерочной, должна была терпеть. Сперва я с девочками из мастерской всем делилась, а потом перестала. Стоишь-стоишь, ноги прямо отваливаются часам к шести, а вечеру конца не видно, возьмешь чашку и сидишь на скамеечке в мастерской, мало того, что у девочек спина устает от шитья, так им еще и сидеть больше не на чем, кроме этой скамеечки без спинки, у меня хоть свой дом был… думаешь, хозяйка не могла купить стулья? — а зимой в это время уже темно, как ночью. Летом гуляй себе вволю, выйдешь с работы засветло, и кажется, что времени полно, можно что-то путное сделать, а зимой, когда сядешь пить мате, уже темно, как ночью, и вот выходишь с работы в такую холодину да без денег в кармане, а куда идти? Я сперва с девочками из мастерской всем делилась, но это было по дурости.

—

— Самые молоденькие, да еще без образования, думают, что шикарней их нет, и на нас, кто постарше, плевать хотели. Но я-то в жизни кое-чего достигла, как начну про себя рассказывать, люди сразу уши навостряют.

—

— Слушаю себя, и кажется, что кино рассказываю, да, Мита, не у каждого ребенка такая жизнь, как у моего, все-то у него есть.