Серж Резвани - Любовь напротив

— Представьте себе, меня зовут Эрих-Фон-Уэллс-Строхайм-Орсон-Гейбл-Куинн-Валентино… — и глупо добавил, пробормотав себе под нос: — но уж точно не Фатти, малышка, поверь мне.

Она хитро улыбалась, давая понять, что ее не так-то просто провести.

— Это ваша американская фамилия? Вы шутите, она слишком длинная. А как же тогда ваше имя?

— Я уже сказал — Гейбл. Но меня зовут также Эрихом или Кларком, а для молодых и хорошеньких девушек вроде вас я Боги.

— Ага… Как вы говорите? Боги? Я вам не верю.

— Почему это вы мне не верите?

— Я вижу, что вы врун.

— Так оно и есть, все мы, американские актеры, большие вруны.

Она задумалась, потом продолжила свой допрос:

— А правда, что ваша машина ненастоящая, и существует только в американских фильмах и больше нигде?

— Да, совершенно верно, мадемуазель, — подтвердил я. — Но как вы узнали, мадемуазель Всезнайка, что моя машина — та самая, которая существует только в американских фильмах и нигде больше?

— Мой младший брат…

— Тот, что прятался на кухне за окошком для подачи блюд?

— Да. Со своего жалованья он каждую неделю покупает киножурналы с фотографиями разных женщин, которых можно видеть в фильмах. А как, по-вашему, он узнал Олиду? Он также узнал и другую даму, что приехала с вами. Он сказал, что она снимается в кино… вот только имени ее никак не мог вспомнить… — девушка замолчала, потом задумчиво добавила: — Я так люблю кино. К сожалению, чтобы посмотреть полнометражные фильмы, приходится ездить в город.

— И какие же фильмы вы видели, мадемуазель?

— Два за всю жизнь… оба американские, как сказал мой брат, но я не помню, как они называются… Брат знает. Там были женщины с длинными вьющимися волосами, немножко похожие на Олиду, и та, что приехала с вами…

Не понятно зачем, я как-то глупо сказал ей:

— Слушай, а ведь ты такая же красивая, как Вирджиния Рапп. Как и она, ты тоже могла бы сниматься в кино.

— Не знаю… Не думаю… Я не осмелюсь… Мой брат должен знать… Поверните здесь… Сверните сюда, потом там, там и там… — торопливо произнесла она, словно я вдруг испугал ее, и через минуту мы уже въезжали во двор гостиницы. Я заглушил двигатель, и в тот момент, когда маленькая Вирджиния Рапп собиралась выйти из машины, меня беспричинно обуяло непреодолимое желание ущипнуть ее ниже талии, отчего она пронзительно взвизгнула.

Клянусь, это все. Больше ничего не было. Но когда машина притормаживала у дверей гостиницы, на балконе нашей комнаты появилась Мариетта. Увидев смазливую девчонку, с писком выскакивающую из «Бьюика», она скрылась в комнате и с треском захлопнула оконные ставни. «Ну, все!» — подумал я.

И, конечно, едва мы выехали из деревни, как Мариетта взялась за меня:

— Значит, теперь еще и прислуга с постоялого двора? Ну, ты действительно больной!

— Мариетта, я тебя умоляю…

Бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида, я увидел в нем лица Шама и Алекс и заговорщически подмигнул им.

— Это какое-то безумие, — продолжала Мари, в голосе которой чувствовалась непривычная горечь, — он не может пропустить ни одной юбки… взять хотя бы эту девочку, почти ребенка… чтобы у него не возникло желания затащить ее в постель.

— Но, Мари, почему ты все время думаешь…

— Ах, Дени, хватит этой лжи! — она резко обернулась к Алекс и Шаму, которые молчали, храня на лицах натянутые улыбки: — Он рассказывал вам все эти гнусности? Он рассказывал вам о малышке Марс, о Мириам, об аспирантке-полицейской из дома, что напротив вашего? А про семь этажей… четырнадцать этажей… двадцать восемь этажей?

— Мари, еще одно слово, и я…

Не закончив фразу, я резко крутанул руль влево, и машина с ужасным визгом колес стала поперек дороги, а затем выскочила на обочину и заглохла. Сегодня подобный маневр стоил бы жизни всем нам четверым, если принять во внимание нынешнюю плотность движения на дорогах… Но в пятидесятые годы в безлюдной глубинке такие фокусы можно было вытворять без особой опаски. Однако Шам и Алекс выскочили из машины и, не говоря ни слова, дальше пошли пешком.

— Мари, представь себе: эта милая девочка хотела всего-навсего прокатиться в синей тыкве, превратившейся в «Бьюик»…

— Я терпеть тебя не могу… Ненавижу твой взгляд на женщин, девушек, девочек… Ненавижу твое хвастовство и бесконечное вранье… — Маридона была на грани нервного срыва!

По-прежнему сидя за рулем неподвижной машины, я повернулся к ней и медленно произнес твердым и четким голосом: