Этгар Керет - Семь тучных лет

Мы опросили наших шестерых друзей. Все они были на ее стороне.

– Но что же вы делаете, если оказываетесь в такси с водителем, которому очень-очень надо в туалет? – спросил я каждого. – Отворачиваетесь? Платите со словами: «Сдачи не надо, катайся, дружок, пока не обнаружишь под собой лужицу»?

И тут выяснилось, что я наделен уникальной и совершенно бессмысленной сверхспособностью чувствовать, когда людям надо в туалет. Обнаружилось, что для меня желания ближнего в этот момент прозрачны, как двери банка, в которые моя жена постоянно врезается, остальное же человечество пребывает в полном неведении относительно состояния чужих мочевых пузырей.

Все это происходило одиннадцать лет назад, но снова всплыло у меня в памяти в прошлую пятницу по дороге на свадьбу Амнона в киббуц Шфаим. Мы с Амноном ходили в один спортзал почти две недели, пока я не бросил тренироваться. Я знал его имя только потому, что при нашей первой встрече хозяин спортзала сказал ему: «Эй, Амнон, как насчет дезодоранта? – А после секундной паузы добавил: – Вот как считаешь, Этгар, разве так пахнуть – не преступление против человечества?» Я ответил, что никакого запаха не чувствую, и с тех пор мы с Амноном вроде как подружились. Честно говоря, когда мы случайно столкнулись в местном кафе и он пригласил меня на свадьбу, я несколько удивился. Но это же как повестка в суд: стоит конверту коснуться твоей ладони, как ты понимаешь, что придется явиться. Так уж устроены приглашения на свадьбу: чем меньше ты знаешь человека, который женится, тем острее чувствуешь, что обязан прийти. Если ты не появишься на свадьбе своего брата и потом скажешь: «У ребенка были боли в груди, я возил его в больницу», брат поверит, потому что знает: больше всего на свете в этот важный день ты бы хотел быть с ним рядом, а едва знакомый тебе Амнон сразу догадается, что больница – просто отмазка.

– Я не пойду на свадьбу какого-то вонючки из спортзала, – твердо заявила жена.

– Хорошо, – ответил я, – пусть я пойду один. Но когда мы опять поссоримся и я скажу, что ты…

– Не смей говорить «плохой человек»! – предупредила она. – Я ненавижу, когда ты так говоришь.

Ладно, я не стал говорить – но я так думал, пока добирался до киббуца Шфаим. Я ехал ненадолго. В приглашении сообщалось, что хупа состоится в 12.00, а в час дня в тельавивской «Синематеке» должны были показывать фильм моего бывшего студента.

В пятницу днем дороги обычно вполне свободны – от Шфаим до Тель-Авива езды будет полчаса от силы. Вот только сейчас уже 12.30, а хупа и не думает начинаться. Студент, снявший фильм, трижды позвонил уточнить, когда я приеду. Вернее, он позвонил дважды, а третий звонок был от его старшего брата, с которым я даже не знаком: брат хотел сказать мне спасибо за то, что я согласился прийти.

– Он не позвал ни одного преподавателя, – сказал этот старший брат, – только семью, друзей и вас.

Я решаю сбежать. Амнон видел, что я здесь, и чек я уже тоже сдал.

Усаживаясь в такси, я пишу Гиладу, что могу опоздать на несколько минут. Он отвечает, что ОК. У них какие-то технические неполадки, и показ задержится минимум на час. Я прошу водителя развернуться и ехать обратно к свадебному залу. Хупа только что закончилась. Я подхожу поздравить Амнона с женой. Он обнимает меня и явно совершенно счастлив. Я знаю, что моя жена поступает плохо, называя его вонючкой: он прекрасный человек, у него есть чувства и все такое. Но, если честно, от него и правда сильно пахнет.

Во время кинопоказа я получаю эсэмэску от жены: «Ты где? Друкеры ждут. Скоро шабат, им еще надо вернуться в Иерусалим». Друкеры – это наши ушедшие в религию друзья. Много лет назад мы вместе накуривались. Теперь в основном говорим о детях. У них так много детей. И все, слава богу, здоровые и прекрасные. Я бочком пробираюсь к выходу. Гилад видел, что я пришел. Этого достаточно. Через час напишу ему, что все было замечательно, а мне пришлось убежать сразу после показа. У выхода сидит его брат. Он смотрит, как я выхожу. В глазах у него слезы. Он плачет не из-за меня – он плачет из-за фильма. Со всей этой нервотрепкой фильма я почти не заметил. Если брат Гилада плачет, фильм, наверное, и впрямь хороший.

По дороге домой таксист бесконечно говорит о беспорядках в Сирии. Он признается, что не в курсе, кто там против кого, но ужасно радуется движухе. Он говорит, говорит, говорит, но я слушаю только его тело. Мужик до смерти хочет писать. Когда мы добираемся до моего дома, на счетчике горят тридцать восемь шекелей. Я даю ему пятьдесят и говорю, что сдачи не надо. На балконе в компании Дрора и Ракефет Друкер смеется моя жена. Нет, она не плохой человек.