Александр Папченко - Кузнечик

— Или… — Алька выдержала эффектную паузу:

— Какой, — очнулся дед, — потенциал. У меня даже в ушах заложило. Звенит. Ничего подобного никогда не слышал. Даже в войну. Какой-то фольклор на ходулях! — Дед принялся накладывать по тарелкам макароны.

— Да-а, дед, — сказал Тимка, принимаясь за макароны. — Они так там все орут про любовь, что около школы вороны больше не живут. Распугались.

— Еще!!! — вдруг яростно вскрикнула Алька. Дед от неожиданности уронил в котелок вилку.

— Еще, — торжествующе блестя глазами, заявила Алька.

Правда, потрясно?!

— Очень потрясает, — согласился дед, пытаясь длинной палкой выловить вилку из котелка. — Это все? Или еще чего-нибудь?

— Все… — печально кивнула Алька.

— Очень, очень большое спасибо, — сказал дед. — Теперь можно завтракать…

А Тимка ел-ел, а потом сказал:

— Ты, дед, не обращай внимания. У них класс с маразматическим уклоном.

А Алька сказала:

— Па-а-адумаешь…

На этом завтрак закончился. Солнце уже порядком припекало. Наступило настоящее утро.

Мыть тарелки — занятие не из веселых, но что поделаешь, если дед совсем не мама. Не дожидаясь, пока Тимка и Алька соберут посуду, дед взял удочки и отбыл в направлении ближайших зарослей орешника.

— Клев должен быть замечательный, — на ходу бросил он. — Я полчасика подергаю окуньков, и мы будем с ухой.

Едва дед исчез в зарослях, Алька сказала:

— Пошли купаться, — и поскакала к реке, на ходу разуваясь. Доскакала до самой реки и исчезла.

В том самом месте, где исчезла Алька, река делала широкий поворот. Вправо и влево от этого изгиба тянулись кустарниковые заросли, переходящие в сосновый лес. В траве кто-то гудел. Конечно, шмели и разные мухи… Тимка побрел к реке. На берегу разделся и залез в воду. Вода была утренняя, свежая. Сначала Тимка нырнул и достал немного песка со дна. Потом проплыл немного. Потом решил «утопить» Альку. Но Алька сразу предупредила, что она и сама утонет, так как плавает очень плохо. Тимка поглядел на красивое лицо Альки и «топить» ее передумал. От нечего делать он поплыл за поворот, — посмотреть, как дед ловит рыбу. Дед за поворотом бессовестно спал, воткнув удилища в землю. И даже жалостно всхрапывал. На поплавке качалась стрекоза. Тимка не стал будить пригревшегося деда. И подумал: «Я меняюсь к лучшему».

Когда Тимка выплыл из-за поворота, он понял, что глупости в жизни мужчин случаются не только в кино.

Алька переодевалась на берегу. Наверное, она думала, что Тимка уплыл к деду ловить рыбу, а может, еще что… Но это не главное… Трава была ослепительно… Трава была ослепительная, как… Трава была зеленая, как… как… Алька стояла спиной к реке и смотрелась в маленькое зеркальце. А потом прыгала на одной ноге, вытряхивая из ушей воду, и вновь смотрелась в зеркало.

Тимка перестал плыть. Ноги коснулись дна.

Трава была зеленая, как… такая зеленая. И небо такое… В жизни никогда не бывает такого неба. А Алька прыгала, словно загорелый кузнечик, и смотрелась в зеркало. А волосы у нее были светлые, выгоревшие на солнце и длинные. И мокрые. В жизни никогда не бывает таких волос. Но это не главное… Было очень тихо. Гудела болтливая трава. Тимка по щиколотки увяз в тине. А Алька стояла на берегу, как загорелый кузнечик. Тонкая. И вдруг оглянулась. Тимка почему-то не утонул со стыда. Стыда не было. Алька испуганно улыбнулась и растерянно опустила руку с зеркальцем. «Зайчик» брызнул в траву. Тимка тоже испуганно улыбнулся и, выдернув из тины ноги, поплыл за поворот. А за поворотом спал дед. И храпел. Просто сидел себе на солнышке разомлевший старик и спал.

— Дед, — прошептал, вылезая на берег, Тимка.

— А? — дед вздрогнул и сразу выпрямился.

— Дед, — шепотом спросил Тимка, — что ж ты спишь, дед?

— Не кричи, — шепотом сказал дед, — всю рыбу распугаешь.

Тимка вдруг сделал сложное «сальто» и упал рядом с дедом. Дед подозрительно покосился на Тимку. Тимка вытащил из воды удочку. На крючке обмяк сомлевший червяк.

— На такого даже я не позарился бы, — сказал Тимка.

— Он замаскировался, — вздохнул дед. — Он в глубокой засаде. — И, отобрав удочку, закинул обратно в реку.