Алекс Тарн - В поисках утраченного героя

Я сказал — «составляющие текста», но, вероятно, правильнее было бы сказать — «составляющие жизни». А впрочем, мне все чаще и чаще кажется, что особой разницы нет.

У меня и у героя моего текста не существовало ни общего прошлого, ни общего настоящего. Иногда это возможно поправить будущим, но у нас не предвиделось и общего будущего — если, конечно, не считать таковым конечную станцию, на которую рано или поздно гарантированно прибывает любое временно живое существо.

О чем же тогда стучала моя клавиатура? — Понятия не имею. Я просто описывал события странного дня… а хотя — почему странного? — ведь не произошло ничего невероятного, ничего из ряда вон выходящего… Ну ладно, пусть будет не странного, а утомительного — с этим-то спорить невозможно, правда? — Правда, невозможно…

Экран монитора мерцал перед моими воспаленными глазами, как пыльный хамсинный туман: видимость почти нулевая, ну разве что ближний слой мира — камни, кустарник, толстая питусина спина… ну разве что ровные ряды слов, непостижимым образом выскакивающих из хамсина. Я видел лишь текст, один лишь текст, а за ним покачивалась и плыла глухая неразличимая бесформенность — такая же, как там, на холме между Гинот Керен и Эйялем, только не грязно-желтая, а грязно-белая… — тоже мне большое отличие.

Зачем я это делал? — Не знаю. Наверное, чтобы чем-то занять себя, не сбрендить от бессонницы, удержаться в рамках стандартного поведения, не превратиться во всеобщее посмешище типа Беспалого Бенды… Хотя нет, это не могло быть причиной. Меня ведь и в самом деле мало волновало мнение садовника Питуси, или старика Когана, или даже чересчур самостоятельного старика Узи. Куда вероятнее предположить, что от меня, от моего желания или нежелания не зависело в ту ночь почти ничего — даже мои собственные действия. Да, я сидел перед компьютером и выцеливал клавиши с нужными буквами — но это вовсе не означало контроль над событиями.

Текст создавался сам собой, а потому вопрос «зачем?» следовало адресовать ему, а не мне — почти безвольному медиуму, инструменту текста, роботу хамсина. Забавно, что, поняв это, я испытал странное облегчение, хотя по идее должен был бы почувствовать себя униженным — ведь как ни крути, человек не любит, когда его столь внаглую используют. Но с другой стороны, самостоятельность, проявляемая текстом, начисто освобождала меня от ответственности. Пусть теперь он, а не я, заботится о таких скучных вещах, как определение жанра и поиски пропавшего героя. Он, а не я. Лелея в душе это благотворное злорадство, я вернулся в постель и немедленно заснул.

Утро выдалось превосходным: воздух, до кости промытый дождем и до скрипа протертый солнцем, напоминал чудесную линзу, сквозь которую, как ни посмотри, можно было в деталях различить самые дальние дали и сути. Направляясь к старику Когану, я сделал небольшой крюк, чтобы подойти к тому месту, где начинался спуск в вади, и в который уже раз подивился тому, как быстро происходят в наших краях самые крайние перемены.

Ущелье, которое еще вчера казалось желобом сатанинского аттракциона, дымящимися воротами в ад, представало сегодня невинным футляром для старушечьих очков, выстеленным изнутри зеленым плюшем кустарника, бархоткой свежей листвы и мягкими песчаными языками. Безумный рев и вой ветра, отвратительный скрежет клубящейся пыли сменились звонкой тишиной, нарушаемой лишь грудным курлыканьем диких голубей, посвистом горных зайцев, шорохом осторожных полевок. Кое-где уже виднелись первые цикламены, и внимательный слух мог отчетливо разобрать тонкое позвякивание их нежных фиолетово-кремовых колокольчиков.

У обрыва стояли два армейских хаммера; небрежно одетый пожилой водитель курил, развалясь на капоте. Хрипло вякнула рация, смолкла, затем продолжительно свистнула, словно отвечая рассвистевшимся в ущелье зайцам, и снова смолкла. «Ну да… — вспомнил я. — Ищут Арье Йосефа, как и обещали. В сегодняшнем вади искать — одно удовольствие, не то что вчера. Вагнер говорил — следопытов привлекут. Только вот — какие, на фиг, следы после такого ливня?..»

Потом, когда я уже сидел со стариком Коганом, прилетел вертолет. Он грохотал примерно с полчаса — казалось, над самой крышей, — и это, вкупе с недосыпом, мешало сосредоточиться.

— Вот, — в ответ на вопросительный взгляд старика я пожал плечами и ткнул пальцем вверх, в потолок, — разлетались, черт бы их побрал…

Коган недовольно поднял брови, и мне стало стыдно своей черствости: все-таки человек пропал.