Энтони Берджесс - Эндерби снаружи

— Он умрет! Он умрет! Он умрет, поворот прямо в рот, рот, рот!

Очень дурной вкус, думал Эндерби. Выходя в сырую бархатную теплоту, он видел у подножия трапа лишь мистера Мерсера с полными руками паспортов, вполне дружелюбно болтавшего, пусть на громком, медленном английском, необходимом в общении с иностранцами, с иностранцем. Это был испанец в форме и в темных очках. Он держал обе руки в брючных карманах, играя, по предположению Эндерби, в игру типа пасьянса, известную под названием «карманный бильярд». Испанец смотрел вверх на мисс Келли, стреляя в нее сигаретными искрами: бессильными сигналами страсти. Эндерби точно знал: он не из Интерпола.

Мисс Боланд спускалась перед ним. Только ступив на мокрый гудрон, Эндерби шмыгнул к ней, взял под руку. Она, видимо, удивилась, однако приятно; прижала его руку к своему теплому боку. Кажется, и колени у него ослабли от облегчения, когда он увидел, что, кажется, вокруг нет мужчин в плащах, поджидающих его на пути по гудрону к зданию аэропорта. Кажется, кругом только чернорабочие, тощие, в синем, приткнувшиеся к стенам, жадно курившие, пожиравшие туристов голодными глазами нищих. В самом аэропорту, несмотря на очень позднюю ночь, шла оживленная деятельность. Самолет с арабскими надписями готовился к взлету, другой, под названием ИБЕРИЯ, таксил по полю. Повсюду мужчины в комбинезонах толкали тележки, пыхтели в маленьких тракторах. Эндерби одобрял такую суету, особенно толпу пассажиров, заметную в здании, к которому они уже приближались. Он увидел себя, преследуемого, прячущегося за людьми. Впрочем, нет, пока безопасно.

— Луны нет, — заметила мисс Боланд. — Luna, да? Лучше, чем по-английски. Новолуние. Полнолуние. Я думала, luna меня здесь встретит. Ну да ничего.

— Вы на нее по пути нагляделись сполна, — заметил Эндерби, несколько ребяческим тоном. — И здесь сполна наглядитесь. На отдыхе, я имею в виду. Только, по-моему, вам захочется убежать. — Шедший рядом коллега-турист с подозрением глянул на Эндерби. — От luna, я имею в виду, — пояснил он.

— От нее не убежишь, — возразила мисс Боланд. — Нет, если ей посвящаешь всю жизнь, вроде меня. — И обеими руками стиснула руку Эндерби. Очень теплая женщина. — Где вы научились испанскому? — поинтересовалась она.

— Нигде никогда не учился. Совсем не говорю по-испански. По-итальянски — да, немного. А по-испански — нет. Впрочем, они похожи.

— Какой вы загадочный, — загадочно заметила мисс Боланд. — Заинтриговали меня. Наверно, многое скрываете. Смотрите, даже плащ не взяли. Хотя это, видимо, ваше дело, а не мое. И сумки своей у вас нет. Такое впечатление, будто вам спешно надо было уехать.

— О, действительно, — затрепетал Эндерби. — Я хочу сказать, я человек импульсивный. Что придет в голову, то и сделаю.

— Если хотите, — предложила она, снова стиснув его руку, — зовите меня Миранда.

— Очень поэтичное имя, — сказал Эндерби, приступая к профессиональным обязанностям. Он не мог как следует вспомнить, кто эти стихи написал. Какой-то могучий, пропитанный вином католик в мантии. — «Блохи очень уж плохи на пиренейском мохе», — процитировал Эндерби. И еще: — «Разлука, Миранда, разлука. Только чего-то там сука».

— Простите?

— И чего-то такое там входит без стука.

Вошли в здание аэропорта, темное, маленькое, где слабо пахло мужской мочой, особенной, заграничной, сильно насыщенной чесноком. Имелась большая фотография генерала Франко в штатском, лысого мужчины с брылами и задранными бровями выскочки. И желтевшие уведомления, должно быть запрещавшие всякие вещи. Мистер Мерсер уже был там, наверно подброшенный каким-нибудь трактором. Вокруг него толпились все участники круиза, как бы ища защиты. Эндерби заметил, что по-прежнему держит мисс Боланд под руку. И отцепился, сославшись, что должен отправить письмо.

— Снова загадка, — сказала она. — Только вошли — и уже отправляете загадочное письмо. С загадочной подписью.

— Что? — пискнул Эндерби.

— Простите. Я не могла не заметить. Вы его на сиденье оставили. Извините. Оно лежало с брошюрами и всем прочим, я взяла посмотреть, а там ваше письмо. Зачем теперь притворяться, будто я не знаю вашего имени, правда? Или прозвища.

— О нет.

— Наверняка. Я никогда раньше не слышала такого имени: Пурко. — Так она выговаривала «пуэрко». — Потом подумала, что оно иностранное, поискала в испанском словарике, и, увы, оно там оказалось. Означает «грязнуля».

— Собственно, — импровизировал в бреду Эндерби, — это старое пограничное имя. Я уэльскую границу имею в виду. Семья моя из-под Шрусбери. Я имею в виду, с испанским просто совпадение. Слушайте, я должен отправить письмо. Сейчас вернусь.