Автор Неизвестен - Ayens 23

— Знаешь, — вдруг сказал Арсен, всматриваясь в темноту за очередным поворотом, — моя мать была порядочной коровой с тройным подбородком, сколько я ее помнил, она все время носилась со всякими гантелями, только чтоб догнать девок, которых я любил помацать возле дискотеки, за всю мою жизнь с ней она приготовила обед пару раз, ссылаясь на занятость.

— Угу — Когда я слышал ее храп, тяжелое дыхание, ее словесные извращения, я понимал, что уйду от нее сразу же, как только определюсь, куда. Я ее возненавидел.

— Угу, — я предпочитал вслушиваться в музыку, которая привычно витала где-то рядом, силясь вырваться в дождливую ночь.

— Слышь, Завадский, ну что ты вечно такой? — взвизгнул Арсен, и мне подумалось, что с такими воспаленными нервами он в деле не задержится.

— Какой? — уточнил я, покосившись на его серебряный профиль. Тень от стекла ложилась на наши лица, и казалось, какие-то чудовищно крупные капли разъедают их.

— Да никакой! — откуда-то из чащи на трассу бросился молодой котенок или что-то другое, не знаю, какая-то быстрая беспомощная тень.

— Черт! — и все же он объехал его, все же он успел, и мы выехали на мост.

Мрачная, абсолютно безжизненная громада, которая, наверно, не одного молодого слабака проводила на тот свет.

— Угу — сказал я своим мыслям, подумывая, а не выключить ли мне сотик.

— Я вчера Бакунина видал, — разговаривать Арсен не уставал. По этой его манере нетрудно было угадать, что этот я, этот дом, этот город — первое его дело. Никто не предупредил меня, хотя предыдущих моих напарников обычно уведомляли в моей неопытности. На это делалась ставка, со мной подолгу говорили, приводили ценные жизненные уроки и за промахи строго не наказывали — да хотя не за что, в общем-то, было. С Арсеном я мог поступать как мне заблагорассудится, в меру собственной догадливости и порядочности.

Ждали ли где-то выше, что я стану вдруг заботливым и внимательным? С какой-то особенной горечью я догадался, что в эту исполосованную дождем полночь вряд ли кто-то, кроме меня, захватил подобные мысли.

— Ну и че Бакунин? — я спросил как можно более безразлично, уж чего-чего, а невозмутимого равнодушия мне не занимать было.

— А че ему: все носится, — Бакунин был наш неугомонный коллега, крайне неприятный аморальный тип лет 30, которому особенно удовольствие доставляли поездки в соседний город с малолетками и хулиганство в интернете. Перспектива пообщаться с ним тесно никогда особо меня не прельщала, этот тип и на расстоянии был мне неприятен: плотная низкорослая фигурка, мелкие суетливые движения, выдающие вечный страх куда-то опоздать, хитрые заплывшие глазки — работали же такие уроды в департаменте!

Характерно, что, встречая Бакунина в городе, я ни разу не имел чести удостовериться, что он в действительности занят делом, попросту — пашет на департамент. Может, его дело заключалось в банальном ничегонеделании? И не так уж оно и банально?.. Ничего, вроде бы, не делая, больше можно рассмотреть.

Вообще, этот Бакунин был странный тип, то молчал невпопад, то смеялся не в тему. Кто-то рассказывал, в прошлой жизни — до корпорации — у него был младший брат, который на глазах у Бакунина порезал себе вены, — что-то типа семейной размолвки. Что ж, у кого не бывает, — я сам, например, ощутил, что способен работать в департаменте, как только понял, что вправду ненавижу свою мать — не с подростковым неистовством приступов, до боли в затылке, а просто и не ново, ненавистью свободы, усталости, отрешенной ночной дороги.

Мама со мной была откровенна — как с собой, а к себе, видимо, относилась слишком жестко. Пару раз, выслушивая ее нескончаемые упреки (сидел я обычно на полу, уронив голову на руки, сидел и с ужасом замечал, что плечи мои дрожат под тяжестью невысказанных обид, и обид этих — море бескрайнее, как слов, которые от мира я прятал в себе, не смея записать опасался, что осудят, и первой — мать…) Так да, про упреки-то: я рано почувствовал в себе решимость, достаточную, чтоб убить, стряхнуть с рук то, что обычно вытекает из своих-чужих, без разбору и, повернувшись, идти своей дорогой. Наверно, для этого последнего решимости надо было чуть больше, чем для всего другого.

Бакунина мне было жаль: кто-то щедро поделился с ним своей слабостью, а тот теперь так и ходит, чуть прихрамывая, при этом успевает всюду нарисоваться, засветиться, живет где-то в центре — в просторных апартаментах. «Хмырь» — привык я думать о нем. Пару раз видал его «Explorer» возле точки, да поленился зайти. В департаменте бы, наверно, его поведение не одобрили — в фабричном городке, кроме Бакунина, на конфискованном «Explorer'e» ездил только председатель арбитражного суда, положение не очень-то: еще при нашей работе. Вспомнилось, как отмечали юбилей и.о. губернатора, когда в последний момент решили денег не жалеть, преподнесли толстому дяде скромный 140-й «Мерс», мечта провинциальных хапуг — циферки блистали «600». Никто не сообразил до сих пор, наверно, что лейблы заказывали для трехлитрового. А теперь и.о. всякий раз при встрече не нарадуется — типа, экономичная машина.