Стивен Кинг - Четыре сезона [litres]

– Поздравляю, мисс Стенсфилд, – сказал я. – У вас мальчик.

Ее губы пришли в движение, и позади меня раздался тонкий, едва различимый звук… аииии …

Решимость в ее глазах погасла. Казалось, что теперь они смотрят на что-то вне меня, может быть, на это черное, заснеженное небо. Потом они закрылись. Она задышала снова и остановилась. Все было кончено.

От тех событий, что произошли у меня на глазах и свидетелями которых стали служанка, водитель и, может быть, кто-то из собравшихся у входа в больницу людей, догадывающихся о случившемся, остались лишь следы ужасной катастрофы… и ребенок, конечно.

Я посмотрел на статую Гарриет Уайт. Она стояла невозмутимо, ее каменный взгляд был устремлен куда-то вдаль, поверх парка, как будто ничего достойного внимания и не произошло, и такая удивительная решимость ничего не значила в этом жестоком и бесчувственном мире. Или, что еще хуже, только она одна и имела какое-то значение, только в ней одной был какой-то смысл.

Помню, что стоял на коленях перед ее головой и рыдал. Я все еще рыдал, когда подошедшие врачи и две медсестры помогли мне встать и увели в больницу.

У Маккэррона погасла трубка.

Он зажег ее, а мы продолжали сидеть в абсолютной тишине. Снаружи яростно завывал ветер. Маккэррон посмотрел по сторонам, словно удивляясь, что мы еще оставались в комнате.

– Вот и все, – сказал он. – Конец истории! Чего вы еще ждете? Огненные колесницы? – фыркнул он, а потом задумался. – Я оплатил все расходы на ее похороны. У нее больше никого не было, знаете ли. – Он улыбнулся. – Да, моя медсестра, Элла Дэвидсон, настояла на том, чтобы внести двадцать пять долларов, что было для нее огромной суммой. Но когда Дэвидсон настаивает на чем-то… – Он пожал плечами и затем рассмеялся.

– Вы уверены, что это не было простым рефлексом? – услышал я собственный голос. – Вы действительно уверены…

– Абсолютно уверен, – невозмутимо сказал Маккэррон. – Завершение ее родов длилось не секунды, а минуты. И иногда я думаю, что она могла бы держаться и дольше, если бы было необходимо. Слава Богу, этого не понадобилось.

– А что с ребенком? – спросил Иохансен.

Маккэррон затянулся.

– Его усыновили, – сказал он. – И вы понимаете, что даже в те времена все документы об усыновлении держались в секрете.

– Понятно, но что с ребенком? – снова спросил Иохансен, и Маккэррон засмеялся с некоторым раздражением.

– Вы всегда идете до конца, не так ли? – спросил он Иохансена.

Иохансен покачал головой.

– Некоторые люди не могут иначе, на их беду. Ну и что с ребенком?

– Хорошо, раз вы настаиваете, вы, конечно, понимаете, что мне было интересно узнать о нем как можно больше. Я действительно следил за его судьбой и продолжаю это делать. Некий молодой человек и его жена, жившие в Мэне и не имевшие детей, усыновили ребенка и назвали его… ну, скажем, Джоном – хорошее имя, не правда ли.

Он затянулся, но его трубка снова погасла. Я чувствовал присутствие Стивенса у себя за спиной. Вскоре мы разойдемся и вернемся к нашим будням. А истории, как сказал Маккэррон, начнутся лишь в следующем году.

– Ребенок, который родился той ночью, возглавляет в настоящий момент английское отделение одного из самых престижных частных колледжей в стране, – сказал Маккэррон. – Ему еще нет и сорока пяти. Он слишком молод для такой должности. Но в один прекрасный день может стать президентом этого заведения. Я не сомневаюсь в этом. Он красив, умен и обаятелен.

Однажды, по какому-то случаю, я обедал с ним в клубе преподавателей колледжа. Нас было четверо. Я мало говорил и в основном наблюдал за ним. У него решимость его матери, джентльмены…

…и такие же карие глаза.

Стивенс, как всегда, стоял наготове с нашими пальто, желая всем наисчастливейшего Рождества и выражая благодарность за проявленную щедрость. Я постарался оказаться последним, и Стивенс ничуть не удивился, когда я сказал:

– Я хотел бы задать один вопрос, если вы не возражаете.

Он улыбнулся.

– Конечно, нет, – ответил он.

– Рождество – подходящее время для вопросов.

Где-то внизу, слева от холла – там мне не доводилось бывать, – звонко тикали старинные часы. Я слышал запах старой кожи, пропитанного маслом дерева и чуть более слабый, почти неуловимый запах одеколона Стивенса.

– Но должен предупредить вас, – добавил Стивенс, – что лучше не задавать слишком много вопросов. Если вы решили продолжать приходить сюда.