Луиза Эрдрич - Пригоршня прозы - Современный американский рассказ

— Темно. Я не разглядел.

Я поднял глаза и увидел, что отец протягивает руку. Я отдал ему фотографию. Он пристально посмотрел на нее и передал Кикуко. Сестра послушно встала и повесила фотографию на место.

Посреди стола стояла большая накрытая крышкой кастрюля. Когда Кикуко снова села, отец подался вперед и снял крышку. Облачко пара вырвалось из-под нее и, клубясь, поднялось к фонарю. Отец подвинул кастрюлю ко мне.

— Думаю, ты не наелся, — сказал он. Пол-лица у него было в тени.

— Благодарю. — Я поднес палочки к горшку. Пар обжег мне пальцы. — Что это?

— Рыба.

— Пахнет очень вкусно.

В супе плавали ломтики рыбы, свернувшиеся чуть ли не в шарики. Я выудил один и положил себе в чашку.

— Бери еще. Здесь много.

— Спасибо.

Я взял себе еще и подвинул кастрюлю к отцу. И стад смотреть, как он кладет рыбу в свою чашку — несколько кусков. Мы с ним подождали, пока Кикуко возьмет себе порцию.

Отец поклонился мне.

— Думаю, ты проголодался, — снова сказал он. Потом положил в рот кусок рыбы и принялся жевать.

Тогда и я выбрал кусочек и отправил в рот. Рыба была нежная, мягкая. Мы ели в молчании. Прошло несколько минут. Отец поднял крышку, и снова пошел пар. Все положили себе еще.

— Последний кусок ваш, — сказал я отцу.

— Благодарю.

Когда мы покончили с едой, отец сыто зевнул и сказал, потягиваясь:

— Кикуко, приготовь чай, пожалуйста.

Сестра посмотрела на него и молча вышла. Отец поднялся.

— Давай перейдем в фугую комнату. Здесь жарковато. Я встал и пошел за ним в чайную комнату. Большие раздвижные окна были открыты, и из сада задувал ветерок. Мы сидели и молчали.

— Отец, — проговорил наконец я.

— Да?

— Кикуко говорит, что Ватанабе-сан умертвил всю семью. Отец опустил глаза и кивнул. Казалось, он погрузился в глубокую задумчивость.

— Ватанабе был очень предан делу, — сказал он в конце концов. — Крах фирмы был для него страшным ударом. Боюсь, это дурно на него повлияло.

— Вы думаете, то, что он сделал… Это ошибка?

— Ну, конечно. А ты что, думаешь иначе?

— Нет-нет. Конечно, нет.

— На свете много чего есть, кроме работы, — сказал отец. — Да.

Мы снова замолчали. Из сада доносился стрекот цикад. Я посмотрел во тьму за окном. Колодца не было видно.

— Что ты намереваешься делать теперь? — спросил отец. — Останешься пока в Японии?

— Честно говоря, я так далеко не загадывал.

— Если пожелаешь остаться здесь — я хочу сказать, в этом доме, — то милости прошу. Если, конечно, тебе не претит жить со стариком.

— Благодарю вас. Надо об этом подумать.

Я снова посмотрел во тьму за окном.

— Хотя конечно, — сказал отец, — теперь в доме тоскливо… Не сомневаюсь, ты скоро вернешься в Америку.

— Может быть. Пока не знаю.

— Не сомневаюсь, вернешься.

Отец молчал, гладя на свои сложенные на коленях руки. Потом поднял глаза и вздохнул.

— Будущей весной Кикуко окончит университет, — сказал он. — Может быть, тогда она захочет поселиться дома. Она славная девочка.

— Может быть, и захочет.

— Тогда полегче станет.

— Да, все наладится, я уверен.

И мы снова погрузились в молчание, ожидая, когда Кикуко принесет чай.

Kazuo Ishiguro, «A Family Supper»

Copyright © 1990 by Kazuo Ishiguro

Опубликовано в «Эсквайр»

© И. Шевченко, перевод

Расскажу вам, что у нас было после смерти моего мужа, когда я решила перебраться в Торонто и брат мужа приехал помогать мне укладывать вещи. Приезжал он, впрочем, не один раз, а три. В первый раз до помощи не дошло, он то и дело убегал в ванную и плакал. Во второй его приезд выдался удивительно ясный день, и мы пошли пройтись. Пока гуляли, он рассказал мне обо всех женщинах, которых бросил за последние десять лет. В третий раз привез с собой приятельницу, которую еще не успел довести до того, чтобы она его возненавидела. Приятельнице было слегка за сорок, но выглядела она гораздо моложе, и я ей так и сказала, когда речь зашла о ее возрасте. Звали ее Сэнди, но он называл ее Головешкой, потому что, когда они познакомились, она только что возвратилась после отдыха на Бермудских островах и действительно загорела до черноты. Сэнди была дама со средствами, это угадывалось по самым мелким приметам. Например, ключи от машины — не на металлическом кольце, а на изящной цепочке с золотым брелоком в виде собачки, на ошейнике синие и зеленые драгоценные камешки. Ногти покрыты розовой эмалью очень приятного оттенка. Дужки очков крепятся к оправе чуть ли не у щек. Подкатила она к дому в черном «линкольне», причем сама сидела за рулем.