Тарьей Весос - Птицы

Такого искушения у меня еще никогда не было. Что-то скажет Хеге?

В нем по-прежнему бушевал ураган. Никто не шевелился. Обнаженные тела благоухали.

Чуть погодя Маттис сказал в пространство:

— Пер. — И по спине у него пробежал холодок.

Анна широко открыла глаза и приподнялась совсем близко от него.

— Как ты сказал?

— Пер.

Это было ужасно, но Маттис солгал, он не мог больше молчать.

Ингер оказалась сообразительней Анны, сразу догадавшись, что хотел сказать Маттис, она подняла голову.

— Это значит, что его зовут Пер. Мы ему пригрозили, вот он и испугался.

Анна просияла.

— Верно! Ну так здравствуй, Пер! Я рада, что ты все-таки сказал нам свое имя.

Маттис кивнул, испуганный собственным поступком.

— Теперь мы отвезем тебя домой, слово есть слово, отступать поздно. Давай только еще немного позагораем, ладно, Пер? — спросила Анна.

— Конечно, позагораем, — ответила за него Ингер.

Вот чудно, она видела его насквозь и угадывала его желания. Маттис был на седьмом небе.

— Боюсь только, Хеге… — начал он и запнулся. — Нет, ничего!

Но они уже услыхали.

— Кто эта Хеге? Твоя возлюбленная?

— Нет, сестра. И это вовсе не так… — Он снова запнулся. — Нет, это неважно, слышите! У нас дома все в порядке… если человек так хорошо соображает, как Хеге.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказала Ингер.

— Если человек хорошо соображает, ему все нипочем, — сказала Анна.

— Тогда он словно остро наточенный нож, — сказал Маттис, играя опасными словами.

— Ух ты, даже страшно, — в один голос сказали девушки.

Опомнись, Маттис, будь осторожней, послышался ему предостерегающий голос. В нем звучала даже угроза — но ведь такой случай больше не повторится. Нельзя так говорить. Нельзя обманывать людей. Я знаю. Но ведь это один-единственный раз!

— Сделанного не воротишь! — громко и серьезно сказал он, продолжая свою мысль.

— Мудрые слова, — терпеливо сказала Ингер.

Может, это и есть счастье? Оно пришло к нему без всякого предупреждения на этом голом островке. Он ничего не сделал для этого. Оказалось, что он может говорить умно.

Рядом с ним лежали две девушки и нисколько не боялись его. Он мог бы прикоснуться к ним рукой, так близко они лежали. Солнце позолотило их ради него, оно золотило их уже две недели.

Он чувствовал, что должен что-то сделать. Что-то необычное.

— Ингер и Анна, — сказал он, произнеся в первый раз их имена.

Серьезность, звучавшая в его голосе и сверкавшая в его глазах, заставила их приподняться.

— Что? Мы тебя слушаем, — сказали они с интересом.

Никто никогда не произносил их имена с такой нежностью. Поэтому девушки и отозвались сразу так покорно: «Что? Мы тебя слушаем». Небывалое положение.

И Маттис был его хозяином. Он смотрел на молодых женщин. Потом сказал осторожно, словно боясь расплескать то, что переполняло его до краев:

— Ничего, только это.

Словно этим все было сказано. И девушки поняли: он сказал им то, о чем они тосковали в глубине души. И одобрили форму, в которую он это облек.

— Пер, — сказали они тоже, глядя в его беспомощное, преобразившееся лицо: жалкое и несчастное, оно сделалось вдруг необъяснимо прекрасным. Никто из них не шевелился.

Такое не могло длиться долго. И Маттис знал это. Ненастье, грозившее ему из глубины, тихонько приближалось. Чтобы освободиться, требовалась твердость.

— Ингер и Анна, — произнес он уже другим тоном, и девушки встревожились.

— Что случилось? — испуганно спросила Анна.

— Нам было так хорошо, — сказала Ингер. — Давай полежим еще немного.

Анна огляделась, увидела воду, далекие берега, горы в синеватой дымке — весь этот чудесный день, в который она включала и свое собственное благоухающее тело, — и резко повернулась к Маттису.

— Если ты живешь не в раю, то я уж и не знаю, — сказала она, чувствуя беспокойство от его пристального взгляда.

— Не так-то легко в нем жить, — вырвалось у Маттиса.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вы ничего не понимаете! Вы думаете совсем не то, что я.

По лицам девушек было видно, что они не склонны говорить об этом.

— Что мы думаем?

— Вы заметили во мне что-нибудь особенное? — спросил он. Не находя покоя, он невольно кружил возле одного и того же.

Анна ответила ему твердо и решительно:

— Нет, Пер, мы не хотим ничего знать о тебе, кроме того, что уже знаем. Поэтому — молчи!

А Ингер прибавила:

— Да, Пер, лучше молчи!

Это заставило его умолкнуть, умолк даже и тот голос, что поднимался из глубины. Больше Маттису не требовалась твердость. Это были изумительные девушки.