Александр Щербаков - Месяц круторогий

У подножия горы костры жгли. Как съедут на санях — сейчас все бегут к костру греться. Ты подойдешь, тебе почтительно место уступают. Одно слово — ведущий!

Шел я по улице и вспоминал старую Шелехову гору, пока не поровнялся с чайной. Возле нее всегда народ: потому что здесь остановка автобуса. Одни едут в Минусинск и Абакан, другие в Каратуз, третьи на станцию Туба, чтобы сесть на поезд, а там уже тайшетская дорога уведет в любой конец света. А четвертые (их большинство) никуда не едут. Просто шли по деревне да задержались, чтобы поговорить, новости узнать на бойком месте, кто куда едет и с какой целью. Нет на свете народа любопытней деревенского.

Здесь, возле чайной, пришлось мне долго здороваться. Каждый меня подробно расспрашивал, когда и каким ветром занесло в деревню, долго ли пробуду здесь и чем намерен заняться. Многие в гости приглашали. И я обещал всем, что приду, потому что в селе нельзя от приглашения отказываться, обычай таков. Ну, а если и не приду я — никто не обидится и даже не напомнит. Главное — не отказаться, пообещать, сказать спасибо за приглашение. Согласно неписаному русскому этикету гости на прощанье, говорят:

— Бегайте к нам.

— Ходите сами, — вежливо должен ответить хозяин.

Закончил я путешествие на другом конце улицы — на Малаховой горе. И здесь было пусто, ни души. Значит, правильно девочка сказала: этот край села тоже выставил свою хоккейную команду. А остальные, должно быть, болельщики.

На Малаховой горе я заметил новинку — высокие опоры на бетонных основаниях, и по ним с сияющих изоляторов, как с балалаечных колков, бегут три провода. Значит, в деревню пришло большое электричество с Назаровской ГРЭС, с Красноярской ГЭС…

В нашем представлении, не всегда поспевающем за быстротекущей жизнью, при слове мельница обязательно возникает тихий пруд, плотина, желоб с потоком воды, неторопливое мельничное колесо со спицами, жернова. Они крутятся и крутятся, спирально рябя бороздками, как огромные пластинки на проигрывателе, который забыли выключить…

Именно такую картину видел я на Маковки-ном пруду. Но водяных мельниц теперь осталось мало. А те, что остались, работают редко, лишь при большой воде — во время паводка.

Нынче в селах распространены иные мельницы — вальцовые.

В Таскине «вальцовка» трудится уже пятый год. Она стоит за селом, рядом с механическими мастерскими, недалеко от сторожки деда Егора. Недаром в конце рабочего дня сюда заходил погреться белый, как альбинос, мельник Андрей Мясников, о котором я упоминал.

Мельница эта совсем небольшая, величиной с мотор трактора. Она и формой похожа на мотор — закрыта металлическим кожухом. Только по бокам выступают приводные шкивы.

Когда поднимешь крышку Вальцовки, видны вальцы — металлические, толщиною в ствол среднего дерева. На первый взгляд, валы абсолютно гладкие, даже блестящие. Но если присмотришься внимательно, увидишь нарезанные на их поверхности мельчайшие чешуйки. Вот этими тонкими нарезами, шероховатыми на ощупь, и размалывается зерно.

Но вальцовка — еще не вся мельница, а только ее главный агрегат, ее, так сказать, сердце.

Прежде, чем попасть на валы, зерно проделывает длинный и извилистый путь. Сначала его засыпают в бункер. Оттуда оно идет в нории — движущиеся по цепи ковши, которые поднимают его наверх, на второй этаж, и ссыпают в решета веялки. Веялка очищает зерно и по трубам направляет вниз, на вальцы, откуда оно, раздробленное, снова поднимается вверх, на сита. Потом опять на вальцы, потом опять на сита. И так до тех пор, пока все, размолотое, просеянное, не стекает в лотки с подвязанными к ним мешками.

Одним словом, дело довольно сложное. Мельник Андрей Мясников так и мечется с этажа на этаж по белым, припорошенным мукой лестницам, сам белый, как дед-мороз. То надо сыпь прибавить, то остье из-под веялки убрать, то муку посмотреть в мешках — ладная ли?

Я брал .щепотку муки и первого, и второго сортов. Первосортная бела и пышна, как пух, легка и на ощупь вроде бы шелковиста. Из такой муки сельские Хозяйки пекут к праздникам шаньги, сушки, хворост, печенье и прочую сдобу. И хлеб выходит — прямо есть жалко, до того красив, мягок, запашист.

Да и второй сорт неплох. Из него пекут, как говорится, хлеб насущный — булки, большие калачи, то есть тот, что подается на стол каждый день. Но теперь хлеба стало у крестьян вдосталь и многие женщины для Повседневной еды пекут хлебы из смешанной муки — второго и первого сортов.