Александр Морозов - Центр

— Любишь? — тихо спросила Катя. Он молча повертел головой. Как бы раздумывая. Прислушиваясь к чему-то. — Тогда что же? — еще тише продолжила она. Он перестал вертеть головой и с твердостью, не Кате — себе предназначенной, сказал негромко (но в голос, не шепотом):

— Раз не пошла за меня… Значит — не ту выбрал.

— Кого же? — еле слышно уже спросила Катя, не понимая почему, но чувствуя, что на обычный тембр ей не перейти.

— Жену, — печально ответил весельчак Хмылов и, еще постояв в преступной и неестественной близости к Кате, счел все-таки нужным доразъяснить: — Ту, которая женой будет. Думал — ее. Но раз не пошла, значит — не так. Мне не надо.

И Кате оставались несколько шагов и, значит, несколько секунд, пока возвращалась из кухни в комнату, чтобы погасить резкое восхищение оригинальностью Димы Хмылова, который нес, оказывается, в себе вполне ошеломляющую теорию любви.

Дима Хмылов любил женщину, имени которой еще не знал. Ничего о ней не знал, кроме одного: она согласится стать его женой. Разумеется, не любую, а ту, которой он сделает предложение. И она согласится. Любил верно и преданно. Дима Хмылов был человек преданный. Это знали все, кто его знал.

И если разобраться — пожалуй, никакой мистики. Но до конца продуманная самостоятельность. А что ж… при чем тут другие? Теория любви — она имеет смысл только для личного употребления. Напоказ — мучаются. Заштампованные дурачки. А живут — как для себя нужно.

Катя кивком головы и движением глаз отослала мужа на кухню, а сама устроилась в кресле напротив Свентицкой, которая сидела, разумеется, на тахте, разумеется, вольно откинувшись, разумеется, на пределе риска (на пределе юбки), заложивши нога за ногу.

В комнате ничего не зажигалось (никто ничего не зажигал), и сумерки беспрепятственно расположились вокруг и между примолкшими женщинами.

— Как тебе Юрка? — вполне неожиданно для самой себя, простенько так спросила Катя.

— Ты знаешь, мужик отличный, что надо, — с абсолютной свободой поддерживая переход на «ты», ответила Свентицкая. — Только… простоват, может быть, а?.. Н-не знаю, для мужа, говорят, это и неплохо?

Ничего здесь трудного не было, и никакой телепатии не требовалось, чтобы понимать эллиптические Олины конструкции. Понимать, что эллипс, усекновение, содержало: «для мужа такой жены, как ты».

— Слушай, а ты чего Надюхин телефон зажимаешь? — снова светским, то есть хамоватым и бодрым баском спросил Свентицкую Хмылов, входя в комнату в сопровождении вальяжного гиганта Гончарова.

— Потому что ты друг очень хороший, — ответила Оля, перекладывая нижнюю ногу на верхнюю и уже совершенно очевидно не считаясь ни с какими там пределами риска. Считая, видимо, что сумерки и сумеречное настроение мужской общественности все спишут. — Ты телефон в одно касание Карданову отфутболишь.

— Ну и что? — напирал бодрый Хмылов. — Ну и сообщу. А чего, ей звонить, что ли, нельзя? Она что, специально просила Витьке не сообщать?

— Она специально просила… сообщить. И сейчас просит. Полгода хнычет, дуреха. Запомнился.

— Ну и дала бы. Чего это ты в позицию встала?

— Не надо — и не дала. И не дам.

— Кому? Виктору? Да он позвонит раз, если вообще позвонит, и отстанет, — вмешалась Катя в сведение неизвестных ей счетов.

— Да при чем здесь Виктор? Ей это не надо. Наде, — резковато, а пожалуй, обычно для себя, ответила Оля. И поняв, что никто ничего не понимает, добавила: — Влюбилась! Вот такие вот шуточки. Полдня его слушала, а теперь… полгода мается. Знает, что я с Димой встречаюсь. А я сказала, что не дам, и не дам. Ничего… Перетерпится… Потом спасибо скажет. Нашла себе ухажера. Ну есть же дурехи!

— Вы что же, считаете, что эта Надя не про него? Или, может, он не про нее? — осторожно вставила Катя, уже абсолютно не понимая, почему она говорит раз «ты», раз «вы». Боясь только одного: что среди этого вовсе не драматического трепа она сама вдруг возьмет да разрыдается. От всего вместе. От бессонницы, наверное.

— Я считаю, — ответила Оля, обращаясь не к Кате и даже не к Хмылову, а на этот раз к Юрию Андреевичу, — что он вообще ни про кого. Плохо он кончит, Карданов этот ваш. Таких не бывает в наше время. Я уж всяких повидала, а таких… не должно быть.

Этого Екатерина Николаевна так не оставила. Муж ее, видите ли, провинциален. Как же, недоучка Хмылов ценней. А уж Карданов у этой доморощенной пророчицы вообще вне конкурса идет. «Демоническая личность». Опять этот культ. Да знают ли они, что «демоническая личность» сия с час тому назад сидела перед ней в роли лопуха стопроцентного? Тянулся как миленький в струнку и борзо записывал, какие бумаги и как заполнять? Ловил указания, исходящие от мудрого работодателя, от «провинциальной» Екатерины Николаевны Гончаровой, жены «провинциального», видите ли, кандидата наук Юрия Гончарова.