Валерий Алексеев - Повести - Открытый урок, Рог изобилия

— А почему ты решила; что я жду депутаций? — спросил я со злостью.

— Меня-то ждал? — сказала Анита и улыбнулась.

Я молчал. В самом деле, все эти два дня я только и мечтал, чтобы кто-нибудь пришел и помог мне выпутаться.

— Вот видишь, Сережа, — Анита взяла меня за руку, — ты меня ждал, и я пришла. А больше никто не придет. Это твоя последняя возможность. Сережа, милый, попробуй себя перебороть.

— Ради чего? — спросил я тоскливо.

— Ради ребят, которых ты бросил на произвол судьбы. А в чем они виноваты? Разве они не старались? же тебя любят, Сережа. Сядем все вместе, придумаем что-нибудь. Ведь то, что ты предлагал Ивану Корнеевичу, это абсурд, этого никогда не будет! Надо найти выход, Сережа.

— Но почему выход должен искать именно я?

— Потому что я тебя об этом прошу, — ласково сказала Анита. — Разве это для тебя ничего не значит?

— Ну хорошо, — сказал я с отчаянием, — я стану ВрИО, ИО, членом-корреспондентом, президентом Академии наук. Но ты-то, ты-то что будешь иметь?

— Я ничего, — просто сказала Анита. — Ване будет спокойнее. У него нет времени вникать в противоречия твоей натуры. А у меня есть. Я тебя достаточно хорошо знаю.

Я смотрел на нее — и не верил своим глазам. Старость, усталость, подавленность, так огорчившие меня всего лишь пять минут назад, — куда все это девалось? Передо мной стояла разбитная девчонка, чуть-чуть побольше испытавшая в жизни, чем следовало, но не утратившая непосредственности и сознания своей красоты. Что значит подавить человека! Почувствовав свою силу, Анита воспряла духом, и разговор наш, по-моему, казался ей все более забавным и все менее нужным.

— Заговорилась я с тобой, — сказала она, посмотрев на часы. — Ну думай, Сереженька, думай. И помни, что от. твоего решения зависит судьба шестерых человек.

— И Ванино спокойствие, — добавил я.

— И Ванино спокойствие, — лукаво взглянув на меня, сказала Анита. — А что? Не так уж и мало. Я бы на твоем месте не колебалась. Поговори с Ларисой: интересно, что она тебе посоветует. И главное, надо больше думать о людях.

— Действительно, — сказал я с насмешкой. — И как мне это в голову не пришло?

— Ну ладно, пока. Привет Ларисе!

Анита помахала мне рукой и скрылась в вестибюле метро, к которому мы, оказывается, уже подошли. А я, естественно, остался один.

Уходил я впопыхах, без ключа и, когда вернулся, не мог дозвониться минут, наверно, пятнадцать. Лариска скорее всего не слышала: у нее был в самом разгаре прием. А на соседей я особенно и не рассчитывал. Наконец Стефочка сжалилась и впустила меня в квартиру.

— Вы? — произнесла она, подняв свои соболиные польские брови. — А я была уверена…

Но по лицу ее, по жадно любопытному взгляду было видно, что ни в чем таком она вовсе не была уверена, что мое отсутствие замечено в квартире и соответствующим образом квалифицировано. Забавно, подумал я, ты наглухо зашториваешь окна, а любопытство лезет к тебе через дверь.

Дверь нашей комнаты была плотно прикрыта, но все равно от нее по коридору распространялись волны легкого хмеля и праздничного бормотания. На кухне стояла, скрестив руки на груди, пани Яновская. В полном одиночестве, без всякой видимой цели. Прямо напротив нашей двери. Другая дама на ее месте смутилась бы, но пани Яновская была выше таких психологических тонкостей.

— У вашей Ларисы, — сказала она мне, улыбнувшись, — поразительное самообладание. Такую жену надо уметь любить!

— Вы полагаете? — машинально спросил я и вошел в нашу комнату.

— Ну наконец-то! — сказала мне Лариска, выходя из «дамской зоны». Я понял, что она отлично слышала мои звонки, но в ее положении было разумнее не суетиться. — Горе ты мое. Не мог выбрать лучшего места, чем стоять у входа в метро?

— Да, да, Сереженька, — подала голос из-за ширмы «та еще подруга» Лена. — Мы все тебя засекли и теперь ждем твоих объяснений.

«Та еще подруга» была единственной, кто, кроме Лариски, обратил внимание на мой приход. Тут только я по достоинству оценил преимущества деления на «зоны». Гостиная зона была пуста. В мужской зоне неутомимый Анатолий нейтрализовал «просто хорошую девку» Вику, которая на сей раз явилась, как я понял, одна, и с помощью двух мужей, Тамаркиного и Ленкиного, вел острый социологический диспут, говоря преимущественно открытым текстом, что Вика время от времени констатировала. Интимная же зона была занята «просто несчастной бабой», которая оживленно беседовала с незнакомым мне пожилым человеком цыганской наружности по имени Ги-ви (что я узнал только тогда, когда все гости уже разошлись).