Арчибальд Кронин - Северный свет

Алиса поправила за спиной подушку и, поскольку с кроссвордом ничего не получалось, в третий раз взялась за вышиванье. Но тонкая работа утомляла глаза, да и вообще ей уже надоел этот рисунок, и она решила поручить вышиванье Ханне — пусть докончит в свободное время. Стремясь привести в порядок мысли, она начала раскладывать пасьянс. Однако из этого тоже ничего не вышло — она была слишком расстроена, ей стало бесконечно жаль себя, и она, по обыкновению, далеко унеслась мыслью — только не в будущее, а на сей раз в прошлое, которое воображение расцвечивало самыми необычайными красками. Она все еще держала в руках карты, а воспоминания роились вокруг, разворачивая милые ее сердцу картины юности, такой яркой и беззаботной.

Как она была счастлива тогда в Бэнксхолме, маленьком имении, которое отец ее купил в Ист-Лотиане и куда они перебрались из Морнинг-сайд-террас — там было так тихо и живописно, из дома открывался вид на реку Фёрт и на Басс-рок, и к тому же столица со всеми ее удовольствиями и развлечениями — совсем рядом. У них был широкий круг друзей, и все люди незаурядные — отец ее и до назначения в Верховный суд Шотландии считался одним из популярнейших адвокатов Эдинбурга; когда Алисе минуло семнадцать лет, умерла мать, и семья какое-то время была в трауре, но вскоре старшая сестра Роза с успехом стала выполнять роль хозяйки дома. Ах, тогда будущее казалось таким многообещающим. Думала ли она когда-нибудь, что жизнь ее так повернется или что брак ее, от которого она столько ждала, сведется к унылому существованию в провинции, что она станет женой, которой пренебрегают и которую — в этом она уже теперь не сомневалась — ожидает разорение?

Слезы обожгли глаза Алисы, когда в памяти ее всплыла их первая встреча с Генри — такая неожиданная и оказавшаяся такой роковой. В университете, который она посещала вовсе не для того, чтобы получить диплом, а просто потому, что заниматься искусством было принято среди девушек ее круга, Генри был «не их поля ягода» и никак уж не принадлежал к той компании, куда входила она вместе с самыми приятными своими однокурсниками. До чего же было весело, когда в полдень, после лекций, взявшись под руки и треща как сороки, подружки отправлялись завтракать в кафе «Добро пожаловать к Маквитти» на Принсесс-стрит; там они всегда садились за один и тот же круглый столик у окна, который оставляла для них официантка из Перта, с такими волнистыми черными волосами — как же ее звали? — ах да, Лиззи Девор, премилая была девушка и знала свое место. А потом Алису всегда ждало что-нибудь интересное и захватывающее. Ни одно значительное событие не обходилось без нее, и она вечно была занята — либо устройством очередных танцев, либо подготовкой собрания «Дискуссионного общества» совместно с колледжем королевы Маргариты.

Подготавливая одно из таких собраний, она и познакомилась с Генри, застенчивым, тихим, нескладным юношей, на которого никто особенно не обращал внимания, хотя он написал уже одну или две хорошие статьи для студенческого журнала. Эти статьи навели ее на мысль попросить его придумать тему для диспута и подсказать ей несколько идей для вступительной речи — видит бог, она никогда не строила из себя ученую женщину. Генри с такой готовностью выполнил ее просьбу, что она решила проявить к нему внимание, — так она узнала, что он живет в меблированных комнатах и почти на собственные средства. Тогда она пригласила его в Бэнксхолм.

Затем его стали часто приглашать туда, и каждой раз, когда он приезжал, они много гуляли, например ходили в Галлейн, где были площадки для гольфа, не затем, чтобы играть, — Генри вообще не любил игр, — а просто машинально, увлекшись беседой подчас о самых необычных вещах. Порой, когда их застигал дождь, они прятались тут же на площадке и, усевшись рядом, смотрели на противоположный берег Фёрта. Генри был не из пылких молодых людей, и это ей нравилось: тех, кто дает рукам волю, она терпеть не могла… просто не выносила. А потом они пили горячий чай с пресными лепешками, песочным печеньем и сдобными булочками с изюмом в маленьком кафе под названием «Уголок», уединенно стоявшем за старой мельницей по дороге на Норт-Бервик, — Генри его очень любил.

Затем они шли домой, и ее отец, вернувшись из Эдинбургского суда или из очередной двух-трехдневной поездки по округе, хлопал Генри по плечу и шутя говорил: «Послушайте, молодой человек, а не пора ли вам признаться, что ваши намерения сугубо бесчестны?» Потом начинались долгие споры о книгах или о политике, в которые отец втягивал Генри, а когда тот уезжал в свою конуру на Белхейвен-кресчент, она ловила на себе взгляд отца. «В этом молодом человеке что-то есть, Алиса, — говорил он. — Я бы на твоем месте не упускал его».