Арчибальд Кронин - Северный свет

— У меня начались неприятности, Генри, — заявил он с обычной фамильярностью. — Нам не хотят платить за объявления по прежним расценкам.

Так как Пейдж ничего не ответил, Балмер продолжал:

— Они повсюду сбивают наши цены. Ей-богу, некоторые объявления они помещают бесплатно.

— Но ведь это просто глупо.

— Не могу согласиться. По-моему, это ловкие ребята. Они везде твердят, что скоро останутся единственной газетой в городе, и предлагают долгосрочные контракты с большой скидкой. На прошлой неделе мы потеряли Хендерсона и Байлса. Даже наши самые старые клиенты заколебались. Когда я сегодня утром отправился к Уэзерби — а ведь вы знаете, как важна для нас эта фирма, — я получил заказ, но Холлидей посмотрел на меня как-то странно. Боюсь, что нам остается одно.

— Что именно?

— Тоже понизить расценки.

— Нет.

— Но почему же?

— Это неэтично. И бессмысленно: если мы понизим, они понизят еще больше. Сто пятьдесят лет наши клиенты не имели никаких оснований жаловаться на нас. У нас свои деловые методы, и я не допущу, чтобы мы отступили от них, ввязавшись в разбойничью войну цен.

На лице Балмера появилось обиженное выражение.

— По-моему, вы совершаете ошибку. Но, конечно, решать вам. Мое дело — предупредить. На днях я повстречался с их мистером Смитом — он ведь член моего клуба, — и, поверьте мне, у него есть голова на плечах.

— Рад это слышать, Хорейс. Но ведь и вы человек деловой и опытный. Постарайтесь справиться при наших обычных расценках.

«Их мистер Смит… член моего клуба», — подумал Генри, когда Балмер ушел. У этой простой фразы был грозный подтекст. Раза два он встречался со Смитом на главной улице возле «Хроники», снимавшей этаж в Доме просвещения, и тот кланялся ему чопорно и почтительно, что, казалось, говорило о его желании сохранить дружественные отношения. Но совсем другое дело, если Смит заводит приятелей среди сотрудников «Северного света».

Разговором с Балмером начался один из тех неудачных дней, когда все не ладится. Мисс Моффат была невозможна, продажа сократилась еще на двести номеров, а проклятое сердце никак не хотело стучать ровно — то билось тяжело и редко, то делало рывок, как бегун на сто метров. Пейдж боялся привыкнуть к нитроглицериновым пилюлям, которыми его снабдил доктор Бард, и за весь день не принял ни одной. Но к пяти часам он решил, что больше терпеть не в состоянии, и отправился домой, надеясь хоть там найти покой.

К несчастью, домашняя атмосфера за последние месяцы значительно ухудшилась. Почти сразу после свадьбы Генри понял, что сделал непоправимую ошибку, что Алиса не подходит ему ни в духовном, ни в физическом отношении, и философски принялся, говоря его собственными словами, «приспосабливаться к обстоятельствам». Алиса не соответствовала его идеалу, но что в жизни соответствует идеалам? И в течение всех этих лет благодаря такту, самообладанию и терпеливой снисходительности к капризам Алисы, к ее легкомысленной непоследовательности и довольно частым истерическим взрывам он сумел сохранить с ней дружеские отношения и наладить довольно сносную семейную жизнь. Однако последнее время и Алиса и Дороти, которая, по выражению Ханны, «пошла в мать», держались с ним враждебно, говорили ледяным тоном, то и дело обмениваясь многозначительными взглядами. Поэтому он был удивлен, когда на этот раз его встретили почти радостно. Алиса и Дороти пили чай в гостиной. Алиса даже улыбнулась ему.

— Налить тебе чаю, Генри? Как хорошо, что сегодня ты вернулся рано. У нас такие чудесные новости!

— Прекрасно, — сказал Генри, — я уже давно не слышал ничего приятного.

Взяв чашку, он сел и принялся размешивать сахар.

— Ну, сколько бы ты ни думал, ни за что не отгадаешь, ни за что! — Алиса остановилась, чтобы перевести дыхание. — Дорри получила приз в двадцать гиней!

— Правда, мне повезло? — воскликнула Дороти. — И какая я умница!

Генри был утомлен и соображал с трудом. На минуту он подумал, что она каким-то чудом получила приз в художественной школе.

— Молодец, Дорри, — сказал он рассеянно, но тут же осознал, что это невозможно, и посмотрел на дочь. — А за что?

— А вот. Я, по обыкновению, шла домой со станции. И вдруг вижу, на углу нашей улицы стоят двое, какие-то незнакомые личности — понимаешь? — и совещаются, словно сбились с дороги. Так оно и было: едва я поравнялась с ними, тот, у которого был черный чемоданчик, и спрашивает меня: «Простите, мисс, это Хенли-драйв?» — «Да», — говорю и тут замечаю, что у него в петлице красно-бело-синяя ленточка, и меня словно осенило: «А вы — „Человек-лотерея“!» Он мне ужасно мило улыбнулся и сказал: «Он самый. А вы очень наблюдательная барышня, раз догадались об этом».