Ольга Николаева - Кот

Наконец он исчез из вида. Я взглянул на Барса.

— Как думаешь, он его не…

Кот спустился со скалы и потерся о мою ногу.

— Ты уверен? Людоед всё-таки.

Барс посмотрел мне в глаза и мяукнул. Какой же нежный, родной звук!

Снизу послышался шорох, треск кустов, и на тропинку выскочил Людоед, держа в пасти бессильно мотающегося из стороны в сторону человека, голова которого почти исчезла между огромными клыками. Я сжался, но зверь очень бережно положил тело на землю и я понял, что именно так кошки носят в пасти котят. Заставив себя подойти, я присел над бесчувственным человеком. Сердце ёкнуло и болезненно сжалось — на земле, грязный, покрытый ссадинами и засохшей кровью, лежал я сам. Я коснулся рукой холодного лба, отводя спутанные волосы, будто дотронулся до собственного отражения в зеркале. Закрытые веки чуть дрогнули. Живой!

Людоед приблизился, заставив меня инстинктивно отпрянуть, осторожно поднял моего двойника, и плавно побежал по каменистой тропинке.

Мало кому, если он, конечно, не клиент соответствующего заведения, доводилось говорить с самим собой. А мне, вот, довелось. Сын Мельника был ещё бледен, ходил медленно и чуть прихрамывая, даже ссадины ещё не все прошли, но теперь выздоровление было делом времени. Да и в остальном его жизнь явно налаживалась — после выздоровления Людоед собирался взять его к себе на службу. Вообще-то, с постели он поднялся специально ради меня. Мог, конечно, и лёжа со мной поговорить, но… Нет, не мог. Я бы не смог, ненавижу так явно показывать свою слабость, а он — мой двойник. Странное ощущение — знать всё о сидящем напротив человеке, с абсолютной точностью угадывать его мысли, предугадывать поступки…

— Что тебя понесло в скалы?

Да тошно ему стало, он же знал, что отца вот-вот потеряет, с братом никакого взаимопонимания… Привычная жизнь у него рушилась.

— Да, знаешь, тошно стало, просто сил не было. Отец при смерти, а брату наплевать на всё, кроме наследства. Я, когда на душе погано, всё время забираюсь куда-нибудь, где меня никто не встретит. А тут задумался, до ночи досидел…

— А я на чердаке сидел. Тоже высоко, все крыши видно.

— Ты-то туда зачем забрался?

В улыбающихся серых глазах — собственных глазах! — я прочитал ответ на им же заданный вопрос.

— Просто люблю сидеть там, и смотреть на крыши. А, вообще-то, я экзамен завалил, но это ерунда, пересдам.

— Экзамен?

— Да, по экономике.

Он прищурился.

— Ты такой умный?

— Такой же, как ты. Мы двойники, забыл?

Внезапно расхохотавшись, мы обнялись.

Если бы, когда я только попал сюда, мне сказали, что покидать этот мир я буду с сожалением, я бы, наверное, не поверил. Или поверил, но удивился. Главное, или, даже, единственное, что гнало меня назад, это тревога за родителей. Сейчас, когда я шёл по вьющейся через поля тропинке к землянке, из которой выбрался в этот мир, тревога крепла с каждым шагом. Раньше я просто давил её изо всех сил, да и бешено несущиеся события оттесняли её на задний план, но она тихонько ныла, как больной зуб, стоит его ненароком задеть. А теперь, когда возвращение стало возможным, наоборот, крепла. Что-то меня встретит в моём родном мире… Только бы с родителями всё обошлось.

Я вспомнил, как прощался с Людоедом, с Принцессой… Посторонние, вроде бы, люди, а ведь по ним я буду скучать. Мне пришло в голову, что ни о ком из своих школьных или институтских приятелей я даже и не вспоминал. И, доведись мне пробыть здесь хоть сколько времени, так бы и не вспомнил. Может, потому что ни с кем из них я не пережил настолько ярких событий, а в обыденной, спокойной и размеренной жизни человек не раскрывается так, что его потом не забыть. Или ты сам не раскрываешься до такой степени, чтобы впустить в душу другого человека.

А ещё здесь остался Сын Мельника. Находиться рядом с ним было странно, если не страшновато, и, всё же, у меня было ощущение, что я навсегда простился с родным человеком. Пусть только у него всё будет хорошо…

Барс зашевелился у меня за пазухой и я, просунув руку под куртку, потрепал мягкую шёрстку.

— Только ты не подведи. Только не исчезни!

Подойдя к знакомому холмику, я сразу заметил полускрытый густой травой провал. Не оглядываясь и стараясь особо не раздумывать, я нагнулся и протиснулся внутрь. Свет за моей спиной тут же исчез. Я сильнее прижал к себе Барса и стал двигаться наугад. Подземелье почему-то было тесным, хотя в прошлый раз я гнался за Барсом по довольно широкому коридору с высоким потолком. И тогда здесь был свет — слабый, но достаточный, чтобы видеть стены, пол и кошачью фигурку впереди. Сейчас же я постоянно натыкался на какие-то камни и выступы стен, оскальзывался на скользкой земле, ощущение было, что кружусь на месте. Постепенно сердце стал сжимать страх, хотя клаустрофобией, вроде, никогда не страдал. Да, но и заживо похороненным в узком подземном лабиринте тоже никогда не был. Заживо? Дыханье сбилось, страх грозил перерасти в панику. Я же погиб, меня же машина сбила. Мне показалось, что и без того узкое пространство сузилось ещё сильнее, теперь я обоим плечами касался земляных стен. Барс, которого я изо всех сил прижимал к себе, больно царапнул меня и вывернулся из рук, соскочив на пол.