Дмитрий Козлов - Я уже не боюсь

— Мне тоже уже их всех видеть тошно, — говорит она.

Я молчу. Мне все равно, что ей тошно, а что нет.

— Знаешь… Ты это… Извини, что я так тогда… Ну когда соревнования те были, — продолжает Надя, прикуривая сигарету. — Я же вижу, ты как в воду опущенный ходишь, и…

Невероятно! Я просто ушам своим не верю! Ладно, она ничего не знает, это нормально… Но она же думает, что я такой из-за нее! Всерьез!

Я едва сдерживаю смех. Хорошо, что темно: не видно мою улыбку.

— Может, я как-то… Ну не знаю, заглажу свою вину… — говорит она.

Я чувствую ее руку, ползущую по моей футболке, и тут-то не сдерживаюсь и смеюсь. Потом отбрасываю ее руку и иду обратно, к свету. У меня, конечно, нет глаз на спине, но уверен на все сто, что лицо у нее сейчас просто бомба.

Ближе к полуночи менты наконец-то замечают наш костер, хотя его, наверное, из космоса видно, и приезжают на своем «бобаре». Все кидаются врассыпную, как тараканы на кухне, где внезапно врубили свет. Такое уже было, никого не словят — ну, кроме, может быть, какого-нибудь лошары типа Крота.

Мы со Жменом и Китайцем бежим не туда, куда большинство остальных, а в дебри Выставки, мимо мертвых павильонов. Прячемся в заброшенном ресторане «Прага», похожем на особняк с призраками из ужастиков. В «совке» он считался мажорным, тут было чешское пиво, играла живая музыка, а в пруду прямо рядом с рестораном водилась рыба, ее ловили и готовили на заказ… Вроде как сюда в семидесятых даже водили бухать какого-то английского герцога, прибывшего в Киев на соревнования по конному спорту. Теперь давно пересохший пруд зарос кустарником, вместо музыки только битая плитка хрустит под ногами, а герцога и чешское пиво сменили мы трое и недопитая литрушка «Веселого монаха».

Менты пару раз выписывают восьмерки вокруг ресторана и павильонов, но выходить и лазить по руинам им явно впадло, поэтому минут через десять мы покидаем убежище и спокойно чешем домой. По пути цепляем кусок леса.

— Блин, как подумал, что сейчас Юлину бабку встретим, так внутри аж похолодело все, — говорит Китаец.

— Так она позже тут ползает обычно, — отвечает Жмен. — У них там часов в пять сборище. Ну или служба, или как там они это называют…

— Мне и так Алина-Адреналина мозги порвала на немецкий крест… Что-то рассказывала про то, как она на Майдан ездила погулять, а ее заглючило — типа вокруг костры и людей убивают…

Жмен ржет.

— По ходу захавала чего-то не того и попала в Средние века…

— Чего? Что за служба? — спрашиваю я, глядя, как лунный свет проникает сквозь листву, и в его бледных, пронзающих темень рукавах клубится пыль и мерцают серебряные нити паутины.

— Ты чего, Карась… Она ж эта, как их там… Свидетель Иеговы, или адвентист, что-то типа того, — говорит Китаец.

— Ага. Она что, к тебе ни разу не приходила парить журнальчики «Сторожевая башня» и «Пробудись»? — подхватывает Жмен.

— Неа.

— Я как раз их сегодня для растопки принес. Целую пачку, — говорит Китаец, и мы смеемся.

Нельзя сказать, что у меня в голове прям все берет и вмиг замыкается в цепь. Нет, просто появляется какой-то отдаленный, неясный намек. Но я знаю, с кем нужно поговорить, чтобы все проверить. И совершенно не представляю, что буду делать, если догадка окажется верна.

Просыпаюсь поздно. Юлина сестра, наверное, уже на работе, а мне нужно ей позвонить. Набираю номер. Гудки, гудки…

— Алло?

— Э-э…Таня?

Имя не сразу всплывает в памяти.

— Да. Мишка, ты?

— Он самый.

— Мне тут на работу надо бежать, так что…

— Слушай, поговорить надо.

— До вечера не терпит?

— Лучше сейчас.

— Ладно. Подгребай к нам, я еще минут пятнадцать собираться буду точно.

Пулей вылетаю из парадного и несусь к Юлиному дому, распугивая стайку разноцветных котов, отогревающихся на тротуаре. Подлетаю к двери Юлиного подъезда. Код давно врезался в память: 960. Я ничего не вспомнил насчет шестидесятого года и прописал его в памяти как «год перед полетом Гагарина». Взлетаю по лестнице, звоню в дверь.

Вообще-то я не особенно знаю Юлькину сестру. Во-первых, нам с ней общаться было, по сути, незачем, а во-вторых, я и Юлю-то по-настоящему узнать не успел, не то что сестру. Так что у нас, что называется, шапочное знакомство. Это хорошо — меньше расшаркиваний, больше дела.

— О, привет. Заходи, я тут… — говорит Таня, плечом прижимая к уху телефон, и пытается запихнуть ногу в туфлю на каблуке.

На Таню наматывается телефонный провод, она задевает вешалку с куртками, обваливает их на пол, ругается и тут же говорит в трубку: «Нет, я не тебе».