Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Роб сказал: — Вы справитесь.

— Я и справляюсь. Спасибо на добром слове. — Она кивнула, встала и пошла к раковине. Повернулась к нему спиной и принялась мыть посуду. — Когда ты в последний раз виделся с матерью?

— С месяц тому назад.

— Даже точно не знаешь?

— Знаю. Тридцать четыре дня назад.

— И как она была?

— Да как обычно, — сказал Роб. — Она совсем не меняется.

— Это мне мало что говорит, — сказала Хэт. — Время-то прошло много.

— Вы б ее узнали.

— Красивая она? В молодости была очень хорошенькая.

Роб встал, сунул руку в карман пиджака и вытащил овальный бархатный футляр. Открыл его, посмотрел, затем шагнул к Хэт и протянул ей.

— У меня руки мокрые, только испорчу.

Он подержал так, чтобы ей было видно — Ева совсем еще юная, миниатюра была сделана с фотографии, снятой незадолго до окончания школы; старый Кендал заказал ее еще до замужества дочери. После семейной трагедии она долгое время пролежала у него под замком, но месяц тому назад, в день совершеннолетия, он преподнес ее Робу. Ева была снята в профиль, так что виден был только один глаз; зато волосы все были перекинуты на одну сторону и падали на повернутое к фотографу плечо, обнаженное и не по возрасту полное. На шее золотая цепочка, принадлежавшая ее матери (ни разу никем с тех пор не надеванная). Роб посмотрел на миниатюру с не меньшим вниманием, чем Хэт. Несмотря ни на что, он был горд — горд тем, что не кто-нибудь другой, а он мог привезти и показать это изображение матери человеку, знавшему ее как раз такой, когда она жила в этом доме, — живому свидетелю; горд тем, что она была по-прежнему прекрасна, хотя и более суровой и ничего уже не обещавшей в будущем красотой.

— Она самая, — сказала Хэт. — И говоришь, сохранилась хорошо?

— Отлично! — сказал он. — Если бы вы никогда ее прежде не видели, то по этой миниатюре сразу б узнали. Мне она досталась совсем недавно.

Не отводя глаз от миниатюры, Хэт сказала: — Кому и сохраниться, как не ей. Она сил не растратит. Не из таких. Ты знаешь, тут каждый сам за себя решает… до известного предела, конечно. Я, например, износилась вконец и все же еще поживу, может, даже лет тридцать. — Хэт повернулась к раковине и занялась посудой. — Она хоть жизнью довольна?

— Да, без сомнения. Вполне довольна.

— И чем занята?

— Своим отцом. С ним много хлопот.

— Он еще жив? Господи, ему, наверно, лет сто.

— Нет, что вы, — сказал Роб. — Это только кажется, что прошло много времени. У него бывают то удары, то сердечные приступы, но, в общем, он ничего.

Хэт сказала: — Что ж, работа есть работа.

— Не знаю, — сказал Роб, — работа разная бывает.

— Ну, а чем занимаешься ты? — спросила Хэт. — Ты мне говорил, только я забыла. — Она доскребала кастрюльку.

— Нет, не говорил, ошибаетесь. После школы я поработал в нескольких местах, так, ничего существенного; а сейчас вот без работы сижу. К понедельнику думаю вернуться, а то деньги кончаются.

— Куда вернуться? Домой?

— Нет, и Гошен.

— Воду разносить? Дам купать? — Она со смехом обернулась к нему. — Еще они массаж любят, особенно старушки. Ты бы был в большом спросе — здоровый парень, руки сильные.

— Был бы, — сказал он, — если б не сердце. У Кендалов сердца слабые.

— Не беспокойся на этот счет, — сказала Хэт. — Ты чистокровный Мейфилд — по крайней мере, судя по наружности. Вылитый мой отец, как это ни печально. — Улыбка не сходила с ее лица. — Так что же насчет работы?

— Хочу наняться на постройку дороги, — ответил он. — Через Гошенский перевал; начнут ее, как только весна окончательно установится. Динамит, обвалы, в общем, хорошо, если уцелею. В понедельник подписываю договор.

Улыбка не сошла с ее лица, но как-то застыла; за ней ощутилась боль. — Выходит, ты от меня уезжаешь?

Роб подумал, что она просто в шутку изображает безутешную мать или жену, прощающуюся с кормильцем. — Боюсь, что да, — сказал он. — Я же ничего другого не обещал.

— И домой к Еве ты тоже не собираешься?

Тут он понял, что она не шутит; может, слегка тронулась умом, живя в полном одиночестве? — Нет, тетя, уж туда-то я ни в коем случае не вернусь. Там я не нужен.

— Ты кого хочешь погубить? — сказала Хэт. От вспыхнувшего гнева у нее даже кожа на лице натянулась.

Он попробовал было улыбнуться, почувствовал, что это ни к чему, и, отступив на два шага, снова спрятал миниатюру в карман. — Может, и себя, — сказал он. Эта мысль только что осенила его, но показалась верной.

Хэт сказала: — Я могла бы помочь тебе.