Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Форрест напугал старого негра — напугал неумышленно, просто дорожка, еще не высохшая после ливня, прошедшего около четырех часов, поглотила звук его шагов, да и сам он, промокший и усталый после долгой ходьбы, выглядел довольно-таки устрашающе.

Старик уронил доску, которую с треском выламывал из стены павильона (у ног его лежали еще три хорошие сухие сосновые доски), и спросил:

— Кого вам?

Форрест улыбнулся:

— Никого. — И тут же подумал, что впервые за несколько месяцев солгал.

— Так тут и нет никого. Давно уже ноту. Я один здесь живу: белый мне позволил. — Он указал на южную стену павильона, из которой было выломано больше половины досок, так что опорные стойки оголились, и зеленый свет полосами ложился между ними на сухой земляной пол.

Форрест посмотрел на пол. Выложенные белым камнем круги были на месте. Он вошел в павильон — внутри было темновато.

Старик снова спросил:

— Вы кто будете?

Форрест нагнулся. Оба ручейка находились на месте, еще глубже уйдя в густую тень; годами копившийся мусор и тот не смог прервать их бег — проложенные в земле и каким-то чудом не забитые грязью подземные трубы уносили воду, не давая ей разлиться. По ним она вырывалась из павильона и стекала вниз по склону холма. Эмалированная кружка на цепочке стояла возле ближайшего источника. Форрест потянулся к ней и тут только увидел, что второй на месте нет.

— Выпейте глоток и к ночи помрете.

Форрест поднял голову, все еще улыбаясь:

— Я и без того могу помереть.

— Больной, что ли?

Форрест кивнул и указал на насквозь промокшие рукава.

— Воспаление легких.

— Не в августе же, — сказал негр.

— Ну, значит, упадок сил. С утра отмахал четырнадцать миль. И ничего с тех пор не ел. Я устал, промок и голоден; от меня ушли жена и сын. Я — дух изгнания! — решил он пошутить.

— Вы человек. Как вас звать?

— Форрест Мейфилд.

— Откуда вы?

— С севера. Мой дом неподалеку от Брэйси. Знаешь — штат Виргиния?

— Это же сто миль отсюда.

— Ты был там? — спросил Форрест.

— Был неподалеку, — ответил негр.

— А ты кто? — спросил Форрест.

— Старик, — мне за восемьдесят.

— Давно живешь здесь?

— Да почитай полжизни, последние сорок лет, — старые глаза, желтоватые, как рояльные клавиши, не мигая, смотрели на Форреста.

— А где ты был в апреле, год назад?

Негр подумал.

— Не иначе как здесь.

— Тогда, значит, ты прятался?

— Вы куда это гнете?

— Я был здесь в апреле прошлого года, вместе с двадцатью школьниками, десятком мамаш, тремя-четырьмя преподавателями, не считая лошадей и повозок, — и мы никого тут не видели.

— А как это место называется? — спросил старик.

— Ключи «Панацея».

Негр указал на ручейки черной рукой, сморщенной и сухой, как саквояж Форреста:

— Значит, по-вашему, это целебные источники?

— Прежде старики так считали, — ответил Форрест, присаживаясь на корточки возле выложенного камнем круга.

— Они что, померли все?

— Кто?

— Да старики те.

Форрест посмотрел на него. На старом лице, несомненно, бродила усмешка.

— Все до единого, — подтвердил он.

— Со мной не спорьте, — сказал негр. — Я еще мальчишкой работал при одном таком источнике. Вода и вода. Разве что на баб с нее тянет, как со всякой воды. — Он стоял, и слова пробивались к Форресту сквозь прохладный сырой полумрак. Затем тоже присел на корточки, посмотрел ему прямо в лицо и вдруг залился высоким, на одной ноте смехом, совсем молодым, мальчишеским.

Смех его невольно передался Форресту.

К семи часам, растопив досками самую маленькую из плит в кухне заброшенной гостиницы «Ключи», они приготовили себе ужин — грудинку с мамалыгой и кофе. Затем — негр впереди, Форрест сзади — взобрались по задней лестнице наверх и прошли по длинному коридору на открытую веранду второго этажа. Старик нес горячую чугунную сковородку, Форрест — котелок с кофе и две кружки (по совету негра он сорвал с цепочки и вторую). Пол веранды был устлан ветками, сухими листьями, тут же валялись старые осиные гнезда и детский башмачок; но один угол с северной стороны — на сквознячке — был расчищен. Негр направился туда, свободной рукой предложил Форресту место получше, на полу у стены, с видом на густую зелень молодых дичков, достающих верхушками до второго этажа. Сам старик с мальчишеской легкостью опустился на пол и привалился к столбикам изящной балюстрады; достав длинный складной нож и разрезав надвое кусок грудинки, он пододвинул сковородку к Форресту: