Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Что оставалось пока невыясненным, это ответ на другой вопрос: долго ли она еще сумеет выносить его присутствие? Надолго ли хватит у нее терпения заниматься благотворительностью, самоотречение ублажать этого чужого, постоянно улыбающегося человека? Он Еве чужой. Ничего в нем загадочного, ничего устрашающего, никаких неожиданностей, просто совсем-совсем чужой, потому что он ей не нужен. Все эти месяцы удушающей близости — блаженное слияние тел, — а это действительно были минуты блаженства, она могла без раздражения думать о них, о превосходной слаженности их движений, ведущих к единой цели — сердцем она так никогда и не приняла предложения, сделанного в заброшенном павильоне в апреле — предложения, на которое сама с готовностью ответила: «Да». Он сказал тогда: «Смогли бы мы соединить навек наши жизни? Вот прямо сейчас — взять и соединить?» Каждый раз, когда она ловила на себе его исполненный неистощимой благодарности взгляд, ей хотелось крикнуть: «Нет!» Это слово звучало в мозгу, как набат, как грохот телеги по мостовой, или поднималось в горле противным комом, который хотелось поскорее выплюнуть. Но до сих пор она неизменно проглатывала свой ответ, хранила молчание, только отводила глаза, обращая их на первый попавшийся предмет, а было их до отчаяния мало в этом доме, похожем на разграбленный корабль с неукомплектованным экипажем, так как Хэт после смерти мужа в ожидании, пока время залечит раны, убрала все, что могло напомнить ей о нем: упрятала картины, им купленные, и книги, им прочитанные; даже сыновья подпадали под общую чистку: яростно отскребая их в ванне или кроя им немудреную одежду, она всеми силами старалась вытравить из них черты отца.

Форрест поднял голову от работы и смотрел ей прямо в лицо.

«Нет!» — рвалось наружу, но она удержала крик, сомкнув тронутые улыбкой губы.

— Ответь, не задумываясь, — сказал он, — что бы тебе хотелось больше всего на свете — в пределах возможного?

Она теперь уже никогда не отвечала, не задумываясь; на каждый вопрос существовало несколько ответов, и все они были искренни и все противоречили друг другу. Первым импульсом было сказать: «Встать, одеться, исчезнуть отсюда», но тут же в голове мелькнул вопрос: «А куда?» Ответить на это она пока не могла.

— Это нечестно, — улыбнулся он. — Говори! Сразу!

— Умереть, — сказала она.

Он пристально посмотрел на нее, потом прибавил огня в лампе и стал подниматься с места.

— Нет, не уходи, — сказала она. — Останься.

Он задержался.

— Дело не в том, чтоб я остался, а в том, что тебе нужно помочь.

Она кивнула, но протянула к нему руку ладонью вперед.

— Помоги, только не подходи ко мне, пожалуйста, — сказала она.

Они смотрели друг на друга долго, на протяжении нескольких минут, и каждый видел на лице другого выражение беспомощности.

— Объясни, пожалуйста, — сказал он.

— Я, оказывается, не такая взрослая, как мне казалось, — сказала она. — Добудь мне весточку из дому. Пожалуйста!

Он кивнул, но потом сказал то, что еще никогда в жизни не говорил, отвечая на обращенный к нему вопрос:

— Как? Скажи мне — и я добуду.

Она сказала:

— Пошли им завтра телеграмму: что мы приедем, как только распустят школу, и пробудем у них рождественские каникулы.

Форрест сказал:

— Нет!

— Но ты же обещал.

Он кивнул.

— Я обманул тебя. Или нет, я ошибся. Я не сделаю ничего, что может огорчить тебя.

— Ты привез меня сюда. — Ей казалось, что она говорит об их комнате, и она даже мысленно обвела ее рукой, но сама прекрасно понимала, что речь идет о доме, о городе, о его присутствии.

— Ты сказала мне, что уже достаточно взрослая, чтобы отвечать за свои поступки, сказала, что хочешь быть со мной. А мое место здесь.

— Почему? — спросила Ева.

— Потому что, кроме тебя и нашего будущего ребенка, у меня есть еще Хэт. И ей сейчас трудно, как когда-то было мне.

— У нее есть ее мальчики.

— Мальчики денег не зарабатывают.

— Форрест, — сказала Ева. — Ты обманываешь себя и меня. Ты торчишь в этом доме, похожем на чрево кита, потому что боишься.

— Чего? — Он заставил себя улыбнуться.

— Попробовать устроиться где-то еще и получить отказ из-за меня.

— Может, и так, — сказал он. — Отчасти, может, и так.

— Ты должен проверить, пройду ли я испытание, Форрест, — сказала она.

— Я только это и делаю, — возразил он. — И ты испытания неизменно проходишь.

— Опять ты о любви. Я вовсе не об этом.

— А о чем же?

— Об окружающем нас мире. О посторонних людях. Мне кажется, что я сильная. Но ведь это нужно проверить.