Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Роб кивнул, — она смотрела на него твердым, сосредоточенным, как у хищника, взглядом. Все же он спросил: — Надежда на что?

Она не поняла.

— Ты же сказала, что я — надежда. Так на что?

Рина надолго задумалась, даже опустила глаза. И вдруг поняла. — О господи, — сказала она, — надежда на отдых, вот на что, милый ты мой. — Глаза ее наполнились слезами. Она стояла, не поднимая их, и слезы капали, оставляя маленькие пятнышки на ковре.

Роб никогда такого не видел. Он постарался припомнить, когда последний раз видел слезы в стенах этого дома. Наверное, слезы все-таки проливались (и после его детских истерик), только он не мог вспомнить… или они тщательно скрывались, проглатывались за запертыми дверями? Как бы то ни было, сейчас они нашли выход — Рина и не пыталась сдерживать их. Заметив, что слезы иссякают, он сказал: — Ты отдохнешь. У тебя впереди целые годы отдыха. Сразу после похорон наступит покой, и надолго. Утешай себя этой мыслью. — Он взял ее за плечи, всей рукой ощущая их затаенную силу (не покрытые жиром мускулы, тонкая, но крепкая кость).

Она смогла заставить себя улыбнуться. — Я не об этом.

— Так скажи мне, о чем.

Сказать было очень трудно, пожалуй — несмотря на прекрасно подвешенный язык, — труднее, чем когда-либо за все прожитые сорок один год. Но она сознавала с предельной ясностью, что ей обязательно нужно (причем уже давно) сказать ему это; и хотя слезы высохли, наморщенный лоб и дрожащий подбородок выдавали ее героические усилия справиться с собой. — О том, что ни один человек в этом доме, ни один, проведший хотя бы ночь под его крышей, не получил от жизни того, что хотел. Вот я о чем. — Она не прибавила, однако, — поскольку сама ясного отчета себе в этом не отдавала, — что все сказанное относилось только к ней самой и все надежды возлагались на него только ею, что это она рассчитывает на его возвращение — духовное и физическое, хочет неустанно заботиться о нем и постоянно видеть его. Она и мысли не допускала — даже в глубинах, подсознания, что этому крепкому мальчику не под силу одному удовлетворить все чаяния их нескладной семьи.

Роб кивнул. — Но что же я могу сделать?

— Кеннерли сказал тебе о завещании?

Он ответил: — Нет, не сказал. — Солгал он отчасти от лукавого ребяческого желания дать ей возможность первой сообщить ему новости, отчасти из хитрости, желая проверить, совпадут ли две разные версии.

Но Рина знала очень мало. — Спроси его, — сказала она. — Прошлой весной папа сообщил ему свою волю. Он знает ее назубок.

Робу стало стыдно. — Да он сказал мне — я получаю дом.

Рина задумалась. — То есть — этот дом? — Она указала на пол.

— Старый кендаловский.

Рина тряхнула головой и презрительно фыркнула. — Готовый, разложенный костер. Только спичку поднести.

Роб сказал: — Он любил ферму. И хотел, чтоб дом достался мне.

Это привело ее в негодование. Короткая вспышка радости и быстрое крушение всех надежд. — Смерти твоей он хотел — хотел, чтоб ты засел в глуши и умер там, последовав примеру людей, чьих имен ты даже не знаешь. И я ни о ком из них ничего не слыхала — об этих старых эгоистах Кендалах. Послушай меня… — Она взяла себя в руки. — Пожалуйста, послушай меня: поезжай туда сегодня же и упроси этого негра, чтобы он оставался сидеть на твоей ферме до конца своих дней и не приставал бы к тебе ни с чем, а ты будешь за него богу молиться. Упроси во что бы то ни стало, хоть на колени встань, хоть ноги ему мой.

Роб улыбнулся. — Успокойся. Я уже нашел себе место и с него не сдвинусь.

— В Ричмонде? — спросила она.

— В Ричмонде. Пока что. Мы решили быть счастливыми.

— Кто это мы?

— Я и Рейчел; ты ведь была на моей свадьбе — помнишь? — Он снова улыбнулся, снова взял ее за плечи.

Рина отстранилась, ласково, но твердо. — Я-то прекрасно помню. А ты вот помнишь, что я наговорила тебе в тот вечер?

— Да. Я это принял к сведению.

— Я сказала тебе, что жизнь, которую я провела здесь, которую провела здесь Ева, пуста и беспросветна.

— У нее хоть был дед.

— А у меня был, как я тебе сказала, — ты. В течение двадцати лет.

Роб сказал: — Так радоваться надо — умер-то только дед.

Рина издала смешок, обрывок звука — кровь, что ли, брызнула откуда-то? — Не в том дело, — сказала она. Пошла было к двери, но остановилась на обшарканном пороге и посмотрела прямо на него. — Скажи правду — дало это тебе хоть что-то?

— Что именно?

— Мои тогдашние увещевания — совет найти себе другую жизнь и крепко держаться за нее, ни за что не оставаться одному.