Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Роб застыл на мгновение, восприняв его слова, его взгляд как оплеуху. Ошеломленный, испуганный, обозленный, он сперва не мог произнести ни слова, затем сказал: — Ты лучше на дорогу смотри.

Грейнджер оглянулся на гладкий пустой отрезок дороги и прибавил газу; лицо его ничего не прятало, ничего не выражало — как рыжеватая земля, бежавшая за ними по пятам.

Но спустя некоторое время Роб нашел удовлетворительное объяснение: он просто не понял, никто не собирался его обидеть. Грейнджер имел в виду любовь к нему Рейчел, ее терпение и ласковую заботу. А раз так, можно продолжать рассказ, можно успокоиться и объяснить, что дал ему брак. — Ты был на моей свадьбе, знаешь, почему я женился — от неприкаянности, от убожества жизни, а она попросила о помощи. Из всех единственная.

— Будто бы, — сказал Грейнджер.

— Кто же еще?

— А ты подумай.

— Но ты-то помощь получил, — сказал Роб. — Разве нет?

Грейнджер сказал: — Ладно уж.

Роб сказал: — С тех пор, как мы встретились, ты и дня не сидел без работы.

Грейнджер сказал: — Верно.

— И на будущее работа тебе обеспечена. — Роб осторожно стукнул кулаком по колену Грейнджера. — Пока у меня есть силы — а я не собираюсь терять их, — она тебе обеспечена.

Грейнджер сказал: — Премного благодарен. Надеюсь, тебя надолго хватит.

Роб сказал: — Мне нельзя распускаться, особенно теперь. Ты, Рейчел, мама после смерти деда, тетя Рина — вон сколько вас. Но я вполне к этому готов, ты знаешь. — Грейнджер кивнул, не поворачивая головы.

Роб опять не удержался: — И все это Рейчел.

— Тогда молись, чтобы ее подольше хватило, — сказал Грейнджер.

— И буду.

Теперь они ехали лесным участком, принадлежащим Кендалам, — прохладный тенистый остров ореха, дуба, старых сосен и тополей, — деньги, стоящие на корню, но еще не реализованные, — деревья, выстоявшие в годы постепенного оскудения, пока болел Бедфорд Кендал и лес распродавался участок за участком, потому что в их чаще, отступя от дороги, приютилось родовое кендаловское гнездо — старый дом, в котором родился Бедфорд.

В скором времени он будет принадлежать Робу, был подарен ему — во всяком случае, обещан — год назад. Он приезжал тогда в Фонтейн с Рейчел на неделю в отпуск; дед был слабее, чем когда-либо, с затуманенным большую часть времени сознанием, однако накануне их отъезда он прислал Сильви разбудить Роба в семь часов утра. Когда Роб, еще как следует не проснувшись, спустился к нему в халате, дед сказал: «Пусть Сильви накормит тебя, и поедем со мной». — «Куда?» — спросил Роб, и дед ответил: «Куда я скажу». Роб быстро поел, оделся и, не побрившись, явился к нему. К этому времени Ева тоже встала и пришла к отцу в комнату. Она причесывала его, но, увидев входящего Роба, мистер Кендал схватил ее здоровой рукой за запястье и сказал: «Иди пока. Вот он пришел за мной». На удивление, Ева не возразила против того, что ее отсылают, и только сказала Робу: «Не давай ему долго оставаться на солнце»; после чего Роб под руководством деда облачил его, причесал редкие тонкие волосы, а затем, нагнувшись, снова спросил: «Куда мы поедем?» Дед сказал: «Есть у тебя смирная лошадь?» Роб спросил: «А зачем?» — «Мне доехать бы, а то я что-то слабо себя чувствую сегодня». Роб сказал: «Понятно! Есть у меня одна славная старенькая кляча», — и мистер Кендал распорядился: «Так веди меня к ней». Роб, не вполне понимая, чем все это может кончиться, нагнулся, с усилием поднял грузного деда и вынес его через коридор, кухню и двор к своей машине. «Все в порядке», — объявил он, усадив деда на сиденье, и тот сказал: «Сперва давай отсюда выедем».

Когда они миновали центр города — август, суббота, улицы, несмотря на ранний час, запружены неграми, — мистер Кендал повернулся к нему и сказал: «Послушай, я тут ничего не узнаю. (Он не был в городе три или четыре года, с тех пор как Кеннерли соблаговолил в последний раз покатать его.) Если ты хоть что-нибудь соображаешь, отвези меня домой». Роб кивнул и стал медленно огибать квартал, чтобы вернуться назад, но когда они остановились у перекрестка старого Эссекского шоссе, дед сказал: «Слава тебе господи. Сверни-ка здесь». Роб сказал: «Я думал, мы едем домой. (Солнце светило сквозь заднее стекло прямо на мистера Кендала.) Мне и самому жарковато». Но дед сказал: «Я прошу тебя спасти меня», — и снова указал направо. Робу пришлось повиноваться, и он проехал мили две по неровному шоссе, думая: «Он скоро забудет, и тогда можно будет свернуть». Однако, доехав до развилки на Ричмонд, дед снова показал направо. Роб свернул и спросил: «От чего спасти, дедушка?» В бессмысленных глазах с натугой зашевелилась мысль — наконец дед вспомнил, глаза прояснились, стали осмысленнее, но сказал он лишь: «Хочу посмотреть, стоит ли еще мой дом?» — и показал прямо.