Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Конечно, у него есть недостатки. Я знаю их лучше, чем ты, знаю, как ни одна другая женщина в Виргинии. Я знаю, что ему нужно рвать куски от других себе подобных (а он считает — раз нужно, так бери!), тут мне известно больше, чем он думает, поскольку я хорошо вижу в темноте, но я единственная, кого он захотел не кусками, а целиком, и он получит меня всю через два месяца. Мои недостатки известны ему до малейших подробностей. Папа все заранее ему рассказал. Отдаю я себя ему по трем, весьма простым причинам — все они немного пугают, но в них есть и утешение — единственное пока что: он попросил, мне хотелось, чтобы он попросил, и я ответила согласием. Может, наш союз принесет гибель нам обоим или одному из нас или еще не появившемуся на свет и не принятому во внимание следствию его, но с тем же успехом может погубить нас и бифштекс, съеденный на ужин, и воздух, который я вдыхаю, дописывая эту строчку.

Я просила тебя быть моей старшей шаферицей и повторяю свою просьбу. Если ты желаешь нам добра, если сможешь выстоять рядом с нами всю церемонию, ожидая от нее добра, — приезжай!В моем понимании слово добро имеет широкий смысл: удача, здоровье, беззаветная любовь. Если же нет, если внутренний голос говорит тебе не езди! — ради всего святого, не приезжай. Но каким бы ни было твое решение, знай, что обида, которую я испытываю сейчас, не может ни в коей мере отразиться на моем отношении к тебе; я всегда буду с благодарностью вспоминать, как ты окружила меня терпеливой заботой в те дни, когда я была близка к смерти. А хорошая память всегда была предметом моей гордости.

Итак, жду письма и крепко тебя целую,

Мистер Хатчинс, сидевший во главе стола, поднялся и, нагнувшись, прибавил фитиля в висячей бронзовой лампе. Зажженные лампы стояли на буфете и на камине за спиной, и света в комнате хватало, чего не скажешь о тепле (железная ночка была набита углом, но огонь только начинал разгораться, а вечер был холодный). Затем он выпрямился и постучал по стоявшему перед ним стакану с водой, призывая к вниманию. Стекло отозвалось высоким чистым звоном, и все обернулись. Он сказал:

— Поскольку мне выпала честь быть хозяином этого торжества, то первое слово принадлежит мне. Но поскольку мы живем в горах, а за керосин плачу я, — он обвел рукой все пять ламп, — то ограничусь всего лишь одним словом, и остальных прошу следовать моему примеру. Слово это — радость ! Я отдаю дочь, которую люблю, как самого себя, юноше, который, я уверен, поймет, что ей нужно, и постарается ей это дать. Он хороший работник; братья Робертс могут это подтвердить — их заданье выполнено на неделю раньше срока…

Оба Робертса, сидевшие на дальнем конце стола, заулыбались и закивали. Только в полутьме никто их не видел. — …Да и Рейчел, пусть она мое дитя (мое и ее матери, и всех своих могучих предков), придет к нему не с пустыми руками. Она принесет ему нежную душу. Мисс Кендал, мистер Мейфилд, думаю, я не ошибусь, если скажу, что наши семьи заключили удачную сделку и теперь можно ждать барышей. — Мистер Хатчинс замолчал, задумался на секунду и решил, что сказать ему больше нечего. — Мистер Мейфилд, — закончил он, — гордый отец жениха! (Что гордый, — это само собой разумеется.) Ваше слово! Прошу!

Сидящий по правую руку от матери невесты Форрест, до которого тоже плохо доставал свет лампы, привстал только за тем, чтобы сказать:

— Совершенно верно, господин председатель, гордый. Однако я передаю слово мисс Рине, поскольку речь идет о плоде ее трудов, — он посмотрел на Рину и встретил ее твердый, ясный взгляд. Ни тот, ни другой не улыбнулся, но оба торжественно кивнули — каждый знал роль, сыгранную другим, и заслуженную им награду. Рина осталась сидеть, только сделала большой глоток воды, и речь ее, когда она заговорила, была, конечно, обращена к Робу.

— Спасибо тебе, — сказала она.

Роб сидел напротив нее. Неторопливым движением руки он послал ей воздушный поцелуй. Вот и еще одна награда. Никто не проронил ни звука, пока она — не рука, а награда — была принята. Рина откинула голову и рассмеялась коротким, резким смешком; а потом опустила голову, просияв улыбкой. Все захлопали. Мистер Хатчинс спросил:

— У вас все, мисс Кендал?

— Что мне положено, я сказала.

— Вам разрешается продлить свою речь, поскольку вы приехали иа такого далека.

Рина помотала головой, подумала, посмотрела на мистера Хатчинса: