Александр Житинский - Дитя эпохи

1. Не пойман – не вор.

2. На воре шапка горит.

3. Утро вечера мудренее.

Лисоцкий исписал целую тетрадь, пока мы выбирались из Эгейского моря. Мы даже пропустили яхту Онасиса с мадам Кеннеди на борту. Генерал сфотографировал ее телескопическим объективом. Через два часа он уже сделал отпечаток и демонстрировал его нам в мокром виде. Мадам Кеннеди показывала генералу язык. За этот снимок на Западе генералу дали бы целое состояние.

Сразу же при входе в Средиземное море состоялась торжественная церемония встречи с Седьмым американским флотом. Он уже давно нас поджидал.

Капитан приказал поднять флаги и вывести на палубу духовой оркестр. Матросы переоделись во все праздничное. Туристы тоже подтянулись, чувствуя ответственность момента. Моя знакомая доцент даже сменила легкомысленные брючки, в которых она прогуливалась до этого времени, на строгий преподавательский френч. Оркестр грянул «Широка страна моя родная», и мы проследовали мимо опешившего Седьмого флота. Немного опомнившись, их флагманский авианосец отсалютовал нам двадцатью ракетными залпами, а потом передал какой-то текст флагами расцвечивания.

Михаил Ильич тут же пошел к капитану узнавать, что нам хотят сказать американцы. Оказалось, они предупреждали насчет шторма. По их сведениям, в самом скором времени должен был разбушеваться шторм.

– Провокация или нет? – спросил самого себя капитан.

– Конечно, провокация! – уверенно заявил генерал.

И действительно, шторм оказался неуместной провокацией. Нас бросало туда-сюда часов десять. Черемухин лежал, вцепившись зубами в спинку кровати. Лисоцкий умолял ни в коем случае не хоронить его по морскому обычаю в пучинах вод с тяжелым предметом на ногах. Он просил довезти его тело до России. Генерал ругался, как во время артподготовки противника. А у меня было такое чувство, что кто-то залез холодной рукой мне в желудок и пытается вытянуть его наружу через рот. Иногда это у него получалось.

В разгар шторма к нам зашел невозмутимый Рыбка.

– Рассказать о Бризании? – спросил он.

Рыбка демонстрировал полную устойчивость при крене в сорок пять градусов. Он что-то сказал насчет цвета наших ушей, добавил пару бризанских анекдотов и ушел стоять на своей вахте. После этого случая Черемухин возненавидел Рыбку еще больше, а я еще больше зауважал.

Шторм стал стихать. Мы лежали пластом в каюте и думали о своем. Я думал о прогрессе. Кое-кто утверждает, что прогресса нет. Я взглянул на своих позеленевших от морской болезни спутников и убедился, что прогресс есть. Черемухин потянулся за бутылкой и влил в себя первые капли рома. Бутылка пошла по кругу, снова делая нас людьми. С зеленовато-багровыми физиономиями мы вышли на палубу.

Над Средиземным морем светило зарубежное солнце. «Иван Грозный» спокойно покачивался на волнах, не двигаясь с места. Во время шторма произошла какая-то неисправность, которую спешно устраняли. Метрах в двухстах от нас так же покачивался на волнах американский крейсер. Тишина и спокойствие, синее небо, синяя вода – в общем, все как полагается в этом районе земного шара в июне месяце.

И вдруг в этой тишине с американского крейсера грянуло: «Мы трудную службу сегодня несем вдали от России, вдали от России…»

– Да это же наши! – закричал Черемухин.

И мы все – боцман, матросы и туристы – подхватили песню. Удивительно трогательно над Средиземным морем звучало: «И Родина щедро поила меня березовым соком, березовым соком…»

Потом с крейсера спустили шлюпку, которая поползла к нам, взмахивая усиками весел. На шлюпке прибыла делегация военных моряков. Начались дружественные переговоры. С нашей стороны в них участвовали капитан, старпом, стармех и Михаил Ильич как представитель общественности. От него мы и узнали результаты. Было решено, что крейсер поможет нам устранить неисправности, а «Иван Грозный» организует на крейсере шефский концерт и танцы. Моряки уже пять месяцев не танцевали.

Генерала назначили командовать танцами. К вечеру, когда нам починили машину, с крейсера пригнали пять шестивесельных ялов за гостями. Генерал встал у трапа и принялся руководить посадкой.

– Женщин вперед! – командовал он в мегафон. – Осторожно, дамочки, осторожно!

Туристок не нужно было долго упрашивать. Они сами рвались посмотреть военный крейсер. Слегка повизгивая от удовольствия, они спускались по веревочному трапу, а внизу их бережно принимали на руки матросы в белых бескозырках. Ялы один за другим наполнялись женщинами и отчаливали от «Ивана Грозного». Последним спустился генерал. Трап тут же подняли, и Михаил Ильич прокричал в свою трубу: