Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

Несмотря на исполнившиеся накануне тридцать три года, Понизов сохранял молодецкую осанку, когда плечи при ходьбе чуть откидываются назад, будто паруса, ищущие ветра, и отменную, со времен ВДВ, реакцию. Реакция эта проявляется и в работе. Понизов быстро вникает в любую проблему, без задержки и, как правило, безошибочно принимает решения. Поэтому ему непонятна медлительность и нерасторопность других, хотя к чужим слабостям снисходителен. За что любим подчиненными.

— С букетами-то чего делать? — баба Лена озадаченно разглядывала вазы и банки, расставленные по кабинету. — Не убрать, так осыпаться начнут!

— Себе забери! Подругам раздашь, — разрешил великодушно Понизов. — Им уж давно, поди, никто не дарил.

— Как же, забери! Да тут на тракторе вывозить надо, — проворчала баба Лена. Она разогнулась, так что голова уперлась в красочный адрес: «Женский коллектив поссовета поздравляет дорогого Николая Константиновича с возрастом Иисуса Христа. Желаем мудрости, но не святости». Прочитала, шевеля губами. Сорвала.

— Уж больно тебя девки балуют, Колька!

— Так и я их! — Понизов хохотнул. На Кольку он не обижался. Наоборот, нравилось, когда шел по поселку, и старики, помнившие его пацаном, окликали по-свойски, на «ты». Себе цену он знал, а потому не боялся показаться смешным.

— Шкодник ты! — без злобы оценила начальника баба Лена. — А пора б остепениться. Тридцать три года, — не пацан-участковый, как прежде. На большой должности!

— Что должность? Собачья метка. Дела всё решают, — Пони-зов распахнул окно, огляделся. Перед ним, как на блюдце, лежал поселок Бурашево. Старый ветхий поссовет сгорел, и Понизов отстроил на горе новый: кирпичный, светлый. С котельной на угле. Недалеко от магазинов. Хоть и строки в смете не было. Но, как любил выражаться, — «порешал», «разрулил». И всё это за какой-то год. Ему самому нравилось то, что получилось.

— Всё-таки молодцы мы с тобой, баба Лена, — не стесняясь, похвалился он. — Гляди, какое здание отгрохали. Уже не зря жизнь прожили. Вот явишься перед Богом своим, так и доложи: отчитываюсь, Господи, что на пару с Колькой Понизовым новый поссовет построили. А поскольку Колька этот богохульник и охальник, выдели мне за доброе дело сразу два места в раю. Одно для меня, а второе сдавать буду.

Баба Лена, несмотря на свои «за восемьдесят», все еще шустрая и деятельная, подрабатывала сразу на трех работах, полагая, что лишних денег не бывает.

— Ой, дурак. Погоди, припрет, — вмиг уверуешь.

Она втиснулась с веником за шкаф.

— А насвинячили-то! Насвинячили. Обокрасть культурно, и то не умеют, — забубнила она. — Коли залез в поссовет, так бери, чего хотел, да и уходи. А не так, чтоб после уборщица за тобой три дня отскребала. И вообще, — нашли куда лезть. Понимаю, если б в сельпо. Туда, говорят, норковые шапки завезли.

На сей раз ворчание бабы Лены совпало с недоумением самого Понизова. За трое суток до того ночью подломали поссовет. Ничего ценного не взяли, да ценного и не было. Так, мелочь из кассы, бланки справок да печати. Можно было бы подумать на пацанов. Но Понизов, в недалеком прошлом старший оперуполномоченный угро, — сразу определил, что замки — входной двери, сейфа, — вскрывались опытной рукой.

— Кольк, глянь, не твой, случаем? — баба Лена выгребла веником из-под шкафа янтарный мундштук, не замеченный опергруппой при осмотре места происшествия.

— Оп-ля! — не удержался Понизов. Теперь он точно знал, кто побывал в поссовете.

Наборный, изготовленный в колонии мундштук принадлежал неоднократно судимому по кличке Порешало, которого когда-то участковый инспектор Понизов задержал при совершении вооруженного разбоя. Ныне Порешало — «сто первый километр» — жил в Тургинове. Числился в совхозе. Но фактически с группой таких же судимых подкалымливал каменотесом, — обрабатывал гранит для надгробных плит в Бурашевском кооперативе некоего Щербатова по кличке Борода, человека, по области знаменитого. Но зачем опытному вору понадобилось лезть в нищий поссовет, за который, попадись, схлопочешь полной мерой? Не из мести же?

— Никак, признал, Николай Константинович? — баба Лена натура тонкая. Как только председатель поссовета усаживался за рабочий стол, тотчас из Кольки обращался в Николая Константиновича.

— Похоже на то.

— Кто?! — у бабы Лены аж рот приоткрылся от любопытства.

— Не скажу. Но премию выпишу. За виртуозное владение веником.

По коридору процокали каблучки, и в кабинет, не сняв распахнутого плаща, впорхнула секретарша Любаня, рослая, большегрудая.