Пётр Алешковский - Владимир Чигринцев

Человек медленно и устало подходил к ним. Собака фыркнула, подалась поближе, недобрым глазом следила за Борисом и Чигринцевым.

— Здравствуй, здравствуй, барин, — каким-то не своим, елейным голосом пропел Борис, поклонился, рванул с головы вязаную шапчонку, принялся нервно мять ее в руках.

Чигринцев не мог вымолвить слова.

Охотник встал метрах в пяти от них, расправив плечи. Глаза его наконец ожили, в них блеснул живой огонек.

— Здравствуйте, мужики! — как ни в чем не бывало поприветствовал их. — За дровами ходили?

— Мы? За дровами, да, — поспешил ответить Борис.

— Как нынче урожай? Почему солому с поля не свезли? — властно спросил, почти гневно.

— Доверху все набили, барин, скоро начнем прибирать, — на голубом глазу солгал Боря.

— Это хорошо, все, значит, в порядке? — Голос вопрошавшего помягчел. — Сеете, пашете, а у меня вот свои заботы. — Он вздохнул. — Волков много видали?

— Не видно пока, раз как-то выли, — деловито, совсем уже успокоившись, заметил Борис.

— Выли, значит, есть. Ладно, идите, мне в другую сторону надо. Ругай, вперед! — скомандовал собаке на лесок через дорогу, повернулся, пошел прямо по целине и исчез, как провалился, в густом еловом буреломе.

— Боря, — еле слышно позвал Чигринцев.

— Что, струхнул? Зря, что ль, мы тебя в Пылаиху не хотели пускать? — Борис ухмыльнулся. — Впрочем, раз барин к тебе вышел, значит, за своего признал. Да ты и есть теперь наш, — добавил уже мягко.

— Какой барин, Борис?

— Ты не истерикуй, слушай. Он безобидный — бродит себе и бродит. Иной раз на два-три года исчезнет, а потом опять объявляется. В Москве только не трепись — не поверят, а хуже, комиссию нашлют. Ладно, — Боря хлопнул Чигринцева по плечу, — не думай — свихнешься, прими как есть, норой его даже жалко.

— Чего жалко?

— Иди ты, почем я знаю. — Боря махнул рукой. — Одно понятно: чужим он не явится, Гришка с Чекистом его никогда не видали. Раз ты узрел, выходит — надо. Пошли, нечего простаивать.

У самого уже дома Борис строго предупредил:

— Молчок, никому, Ванюшку не пугай — он его боится. Да что ты, не такое еще, говорят, приключается. — Он хитро и так уверенно подмигнул, что почему-то Воля сразу ему и поверил.

В избе все было обычно и знакомо, пахло горячими щами. Чигринцев почувствовал, что проголодался, и окончательно пришел в себя.

Ворох красивых бумажек высыпал в горнице прямо на обеденный стол. Валентина всплеснула руками и заголосила:

— Ох, Боженька, Господи, какое же богатство прахом пошло! — По лицу ее катились непроизвольные слезы.

— Брось, это же фантики, — отрезал Боря, — ими курятник оклеить или, как Валентин в Щебетове, кабину на «ЗИЛе», не видал? — спросил Волю.

— ??

— Кабина у него что цирковая афиша — все купюры собрал, даже сотенные с Лениным, теперь тысячные начал лепить, — почему-то сообщил Борис с гордостью.

— Ты-то, ты-то, петух, что ерепенишься? — завелась Валентина. — Твои, что ль, денежки? Тебе бы все прахом пустить, сил моих нет, — уронила голову на ладони, затряслась уже в настоящем плаче.

— Ну, мам, что ты… — протянул Ванюшка, ласково прижался к ее громадному телу.

— Ох, сыночка, ничего, дура я, прости, Володенька. — Она уже вытирала слезы и улыбалась через силу. — Поплачешь, и легче на душе. — Недалекое, простое лицо выражало абсолютную покорность судьбе.

— Дядь Володь, а тебе они нужны? — Ванька гнул свое, глядел — не мог оторваться от красивых банкнот.

— Тебе и принес — играй.

— Вот мои доллары! — Соскочив со стула, мальчишка схватил всю охапку и скорей, чтоб не отняли, утащил в свой закуток, за печку.

Боря матерно выругался, тупо уставился в стол.

— Я завтра поеду, — сказал вдруг Чигринцев, — дела зовут.

— Во-во, — пробурчал под нос Борис. — А нас тут на ворон оставляешь?

— У тебя теперь заботы — лес валить, избу строить.

— Будет ли? — неожиданно прошептал Боря.

На другой день после позднего обильного завтрака стали прощаться. Валентина наготовила две авоськи гостинцев, насильно заставила взять с собой.

— Погоди, я лошадь запрягу, на санях доставим. — Боря поднялся из-за стола, но Чигринцев его удержал:

— Не надо, я хочу по лесу пройти, вы лучше слушайте, разговор есть. Рассказал про Татьяну, про Америку, про дарственную на дом. Как ни странно, приняли новость спокойно, Валентина даже не прослезилась.

— Прощаться, значит, приезжала, я и почуяла, ну Бог ей в помощь, мужчина-то ее богатый?