Андрей Курков - Форель a la нежность (сборник)

Я взял в руки бутылку. А он кивнул мне внутрь залы, в сторону стола, мол, проходи и садись!

Мы сели за стол. Я снял с пробки фольгу, аккуратно скрутил оловянную проволоку, крепко соединявшую пробку с бутылкой. Потом аккуратными движениями хирурга потянул пробку на себя. А когда она уже пошла сама, под силой давления шампанского, стал придерживать.

– А теперь наливай! – прошептал он.

– А пить за что будем? – спросил я мрачно. – За Рождество в чернобыльской зоне?

Дима опять усмехнулся.

– Нет, за открытие нового маршрута экстремального туризма. Мое ноу-хау. Называется: «Русская рулетка в украинской провинции».

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что у меня пять таких мест. Одно – в чернобыльской зоне, четыре – в обычных селах, замаскированных под чернобыльскую зону. Это для новых русских, которые уже все видели и больше не умеют удивляться. Купил тур, получил номерок маршрута – и поехали! Кстати, зря ты чернобыльской зоны боишься! Знаешь, как радиация нервы успокаивает?

– Ты мне не ответил: это чернобыльская зона или нет?

– Не бойся, не чернобыльская.

Я с облегчением вздохнул и глотнул шампанского.

– Так ты что, все это специально для нас подстроил? Для острых ощущений?!

– Это мой вам рождественский подарок. Кстати, хотите следующее Рождество в одной шахте под Донецком с бастующими шахтерами отметить?

– На следующее Рождество у нас будет малыш, – спокойно и с уверенностью сообщил я Диме. – А ему вряд ли понравится в шахте с шахтерами…

– Ничего, – усмехнулся Дима. – Еще целый год впереди. Я для вас что-нибудь другое придумаю. Такое, чтобы и малышу понравилось!

«Я приеду к тебе под окно зимней ночью на белоснежном танке».

Каждую ночь в очередном сне пролетала эта фраза, произнесенная моим голосом. И мне казалось, что во сне, услышав ее, я киваю. Я согласен приехать к тебе под окно на белоснежном танке.

Только откуда взялся этот белоснежный танк?

Я перебираю все слова, сваленные в моей памяти. Память – не архив. В ней никогда не бывает порядка. В ней если даже что-то и найдешь, вряд ли точно поймешь: когда и кем это было сказано или сделано.

«Мой папа был командиром танковой части…» – прошептал откуда-то издалека твой голос.

Ты это сказала на второй день нашего знакомства. Точнее, это был твой ответ на мое предложение выпить у тебя дома чая.

Мы так и не выпили у тебя чая. Вместо этого мы несколько раз посидели в баре, где ты всегда заказывала красное мартини, а я пробовал то кальвадос, то настоящий портвейн из Португалии. Потом, это было в конце мая, съездили в Ялту и провели там три дня. Солнце только-только начинало оживлять, размораживать людей. Весна была поздняя. Мне за неделю до этого исполнилось 45, тебе в следующем сентябре «стукало» 22. Замечательная разница. Помните такой рекламный слоган «Почувствуйте разницу!»? Я ее действительно почувствовал. И запомнил навсегда.

И вот этой ночью снова вспоминал ее в одном из своих обычных, посвященных тебе снов.

От Нового года поубавилось яркости, зато прибавилось ее к Рождеству. Я завис между двумя этими праздниками с четким ощущением необходимости что-то совершить, взять что-то из прошлого и перетащить если не в будущее, то уж точно в сегодняшний день, точнее – в сегодняшнюю ночь.

Кто-то пустил за окном ракету. Над домом взорвался разноцветными искрами салют. Я открыл глаза. Фосфор стрелок на старинном будильнике указал время – четверть второго ночи.

Тот, кто запустил этот фейерверк, наверняка моложе меня лет на десять. В моем возрасте к фейерверкам возникает устойчивое равнодушие.

Теперь мне не хочется спать.

Я поднимаюсь, подхожу к окну.

– Где ты там, Ия? – спрашиваю я заоконную темень.

В эти зимние ночи мне не хватает именно ее. О других гостивших в моей личной жизни женщинах я не думаю.

– Алло? – бормочет сонный голос. – Кто это?

Скоро половина второго. Она наверняка крепко спала. Интересно, что ей снилось?

– Это один эгоист из твоего недавнего прошлого, – говорю я.

Из трубки молчание. Минута, вторая. Она не кладет трубку.

– Ты меня узнала? – спрашиваю я, не выдержав этой игры в «кто кого перемолчит».

– Узнала.

– Как там твой папа?

– Он умер. Два месяца назад.

– Извини.

– Ничего. Я уже привыкла к тому, что его нет. Его друзья еще не привыкли и звонят время от времени. Иногда ночью. Старики, как и счастливые, часов не наблюдают. Я думала, и сейчас это кто-то из них.