Михаил Найман - Плохо быть мной

— Отчего тебе так тяжело?

— Оттого, что тебе тяжело. Все время. Это очень трудно. Иногда кажется, что не выдержать…

— Но почему тогда они…

— Кто «они»?

— Люди…

— Какие люди? Людей нет, понимаешь? Есть я, есть ты! Есть друзья, которых у тебя нет. Если бы ты нормально жил, ты бы так не говорил — «люди».

— Но все неправильно, катастрофически неправильно! Иногда я уверен, что стоит поправить одну малюсенькую вещь, и все будет… И что я один это вижу.

— Если бы ты хоть на секунду забыл о себе, ты бы не говорил, что люди плохие. Для тебя вообще этого слова не было бы. Если бы ты забыл о себе и хоть раз посмотрел на меня… Я даже не уверена, что ты видишь меня, — так ты занят собой…

— Я тебя люблю.

— Я знаю. В этом-то вся и проблема…

Она кинула окурок на землю и растоптала каблуком.

— Пошли, — сказала она. — Ворота номер шесть.

Я иду за Эстер. Я смотрю на ее спину и черные распущенные волосы. Они доходят ей до попы. Я смотрю на нее и вздыхаю от счастья.

В нашем автобусе новый водитель с лицом садиста. Каждому входящему его плотоядный взгляд говорит: на моем рейсе ты будешь мучиться, как никогда в жизни, сука. Входящие опускают глаза и обреченно садятся на места. Весь кошмар автобусной станции перенесся в салон автобуса. С сидений на тебя смотрят злодеи. Даже на мою отважную Эстер подействовало удручающе.

Двух смежных мест нет, пришлось сесть через проход друг от друга. Эстер садится рядом с мужчиной. Длинные седые волосы затянуты в хвост, серьга в ухе, раздвоенная бородка. Флибустьер. Эстер бросает на меня отчаянные взгляды, а что я могу сделать? О том, чтобы просить моего соседа поменяться с ней местами, не может быть речи. Он сидит у окна, а так ему придется тесниться возле джентльмена удачи.

Я поворачиваю голову, чтобы тщательнее рассмотреть, кто рядом со мной, и вижу элегантнейшего темнокожего парня в черной шелковой рубашке и черных штанах. Какой-нибудь джазовый пианист-виртуоз из бара, куда ходят только негры — истинные ценители джаза. Вот он, Новый Орлеан! Он поймал мой зачарованный взгляд и сказал:

— Так смотрят либо на женщину, либо на мужчину, чью женщину хотят поиметь. В обоих случаях это вероломный взгляд. А тут уж тебе не выиграть, потому что в своей жизни я имел дело с вероломными людьми. Тем более женщины у меня сейчас нет, а у тебя как раз есть, и поверь мне, другой тебе не нужно, у тебя отличная девушка.

— Откуда вы знаете, что она у меня есть?

— Я обратил на вас внимание еще на станции. Обратил внимание потому, что сразу видно: вы хорошая пара.

— Почему у такого человека, как вы, нет женщины?

— Куда, ты думаешь, я еду?

— В Новый Орлеан.

— Правильно. А почему?

— Не знаю. Получили новый контракт в классном джаз-клубе.

— Еду начать заново. Прямым ходом из тюрьмы.

В это время водитель завел мотор.

— Леди и джентльмены, — произнес он, — позвольте мне осведомить вас о правилах поведения на этом маршруте. Если вы будете говорить громко, я отвезу вас в тюрьму. Если вы будете громко слушать музыку, я отвезу вас в тюрьму. И если вы будете курить в туалете, я отвезу вас прямо в тюрьму.

Сочетание того, что говорил водитель, и того, что человек рядом со мной, едущий прямым ходом из тюрьмы, взбудоражило меня. Я все-таки спросил:

— За что вас посадили?

— За убийство.

Настала моя очередь послать Эстер отчаянный взгляд. Она перегнулась через проход:

— У меня впечатление, что водитель не врал, когда говорил, что отвезет нас в тюрьму.

— У меня впечатление, что нас туда уже доставили, — ответил я.

Черный парень улыбнулся.

— Если на тебя объявление водителя производит угнетающее впечатление, представь, какое оно производит на меня. Мне правда придется хорошо себя вести в течение всего пути.

— Я думал, за убийство дают стул или пожизненное.

— Ты много думаешь, друг мой. Если бы ты думал меньше, твоя жизнь была бы много проще. Но раз уж ты очень хочешь знать, я скажу. Я избил человека. Слишком сильно. Но заслуженно, и потому дали пятнадцать. Знаешь, что такое быть толкачом с тринадцатилетнего возраста? Это не всегда весело. Находится пара-тройка людей, которые всегда будут рады всадить нож тебе в спину. Потому иногда и срываешься.

— Героин?

— Да. Знаешь, как это было в семидесятых годах, — шляпа с пером и длинный плащ. Жизнь, когда пять раз в день приходится улыбаться себе ласковой улыбкой и говорить: какой же ты мужчина, Эскобар! Эскобар — это прозвище, которое мне дали сразу после того, как я сбыл свой первый пакетик дряни. Что ни говори, этот колумбийский барон был гением. Иногда чувствуешь, что ты больше этого мира, что этот мир тебе подвластен. Твое фиолетовое перо трепещет на ветру, ты ходишь по улицам, улыбаешься и говоришь себе: эти улицы твои, мэн! Но постепенно улица высасывает из тебя все. В один прекрасный день ты идешь и спрашиваешь: где я? А тебя нет. Улицы растворили тебя в своих закоулках, и они никогда тебе ничего не вернут.