Михаил Найман - Плохо быть мной

— Была бы синтетической вакуумной пустотой, — ответил я.

Темнокожий Крейг глядит в пол, он не хочет участвовать в этом разговоре, тема ему не интересна.

— Крейг, ты привел ко мне классного парня! — говорит Андре безо всякого выражения. — Ладно, ребята, поезжайте, а я досмотрю поединок.

— Андре, помнишь, ты сказал, что я должен вместе с травой передать деньги тому парню в Нью-Джерси? — совсем уж уныло промямлил Крейг.

— Я помню, — посмотрел на него Андре рыбьим взглядом. — Почему ты решил, что я не помню таких вещей? — он сделал несколько шагов в сторону комода, но остановился. — Миша, ты не мог бы выйти, подождать в той комнате? — поинтересовался он у меня вежливо, при этом мягкость интонаций оставляла впечатление, что в случае отказа Андре может и покалечить, если не убить.

Я вышел в смежную с кухней комнату. Не сразу заметил, что в ней находится Мишель, — настолько неслышным было ее присутствие. Она сидела ко мне спиной, смотрела, облокотившись на подоконник, в раскрытое настежь окно и курила блант. Правая татуировка советовала братьям и сестрам не забывать, что они родом из Африки, иероглиф слева хранил загадочность. Мой взгляд бегал от иероглифа к ее затылку. Тишина стала настолько уютной, что я решился задать волновавший меня вопрос.

— Что значит твой иероглиф?

Она подняла голову не сразу, как бы не в состоянии поверить, что к ней кто-то обратился. Потом сделала это так, будто ее окликнул не я, а кто-то с дальнего конца улицы, и произнесла отстраненным, неживым голосом: «Что?» — словно удивившись не тому, о чем я спросил, а тому, что задал вопрос.

— Я говорю про татуировку.

— Это «Жень» — человеколюбие. Одно из пяти постоянств благородного человека — цзюнь-цзы. Следовать Жень значит руководствоваться соучастием и любовью к людям. Это то, что отличает человека от животного, то есть то, что противостоит звериным качествам, дикости, подлости и жестокости. Когда я набила себе это тату, я подходила к вещам легковеснее и проще. Поверить было невозможно, что я серьезно увлекаюсь конфуцианством. Я много читаю. У меня полно времени. Мне даже не надо готовить. Мы с Андре либо заказываем еду на дом, либо идем в ресторан. Он хотя бы при деле, а я просто сижу здесь одна.

Ее голос показался мне таким же пустым и неподвижным, как и сама квартира.

— Недавно я поняла одну вещь. Сказать? — посмотрела она на меня. — Буддизм — единственная религия, которую можно практиковать только там. — И, словно испугавшись своих слов, резко откинулась назад.

— Где?

— Ехать на Тибет и жить в монастыре. Нужно ехать в Китай и становиться отшельником. По-другому никак. Я скажу тебе больше, — она наклонилась к моему уху и заговорила совсем тихо, поверяя страшный секрет: — Я даже не очень понимаю, как можно практиковать христианство в этом мире.

— В этом? — я указал на пол.

— В этом, — многозначительно признала она, удовлетворенная тем, что нас объединила такая тайна.

— Поддерживаю, — заулыбался я. — Не понимаю, как можно называться христианином, если не согласен с этой жизнью. Последние месяцы в Нью-Йорке чувство, что столкнулся наконец с реальной действительностью. И никак не получается принять предлагаемые условия.

— Ты христианин?

— Был воспитан в христианской вере. Но перестал ходить в церковь.

— Не важно. — Она откинулась назад и выдохнула клуб сизого марихуанного дыма. — Ты христианин.

— Может, тебе не понравится то, что я скажу, но мне кажется, что ты так говоришь, потому что ты черная.

— Ты правда так думаешь? — проговорила она наивно. Прозвучало симпатично.

— А ты так не думаешь? Вижу, тебе важна Африка.

— Африка? — она поерзала, вспомнив. — Раньше все связанное с Африкой было невероятно важно. Я долгое время думала, что негры — избранный народ, — вздохнула она. — И знаешь, к чему я пришла? То, что говорят про избранность евреев, не пустой звук. Даже думаю сделать себе татуировку Меноры. Золотой семисвечник, древнейший символ иудаизма. Это будет больше всего соответствовать моему теперешнему состоянию. — Она снова поерзала на стуле.

Мы услышали голоса, затем увидели выходящего с кухни Андре с понуро волочащимся за ним Крейгом.

— Кто выиграл бой, милый? — подняла она влюбленные глаза на Андре.

— Я должен Хосе двести баксов, — весело ответил тот. — Холлифилд тоже черный, но он принадлежит системе. Поэтому можно сказать, мы в очередной раз стали свидетелями, как белый человек начистил задницу черному. Но я совсем не зол на Майка. Ради Майка я готов потратиться и на более крупную сумму. Ведь меня пока ни разу еще не арестовали. И каждый раз, как я слышу, что Майка снова повязали, я думаю, что он отбывает свой срок немножко и за меня.