Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата

Но мой врач категоричен: так быстро не умирают.

Я хотел бы, чтобы ты услышал слова Сертория, когда он сегодня читал мне лекцию о мучениях и агонии. Он объяснил мне, что распятый умирает не от ран, сколь болезненны они бы ни были, и не от потери крови, когда его прибивают к поперечинам. Дело в том, что распятие есть не казнь, а пытка. Осужденный умирает очень медленно. Наши законники избрали это наказание, потому что долгая агония дает возможность преступнику осознать весь ужас своих преступлений. По мнению Сертория, любителя медико-юридических сравнений, распятие имеет значительные преимущества перед традиционным в Палестине побиванием камнями. Конечно, бросая камни в осужденных, народ утоляет жажду мести и удовлетворяет свою страсть к насилию. Такое освобождение от обуревающих человека эмоций всегда полезно, но развязка наступает слишком быстро, ибо камень, попавший в голову, вызывает скорую смерть. Распятие также лучше огня; так наказывают мужчину, уличенного в связи с тещей. Оно лучше и заливания расплавленного свинца в глотку, хотя последний метод позволяет сохранить труп и выставить его напоказ. Распятие, по мнению всех наших экспертов, имеет двойное преимущество: очень долгие предсмертные муки и устрашающий спектакль. Серторий не жалел похвал на символические достоинства распятия: когда разбойника наказывают, к кресту прибивают его руки, которыми он воровал, и ноги, которые позволяли ему убегать. Словом, распятие – казнь римская, а не еврейская.

От чего умирает распятый? От удушья. Тяжелое тело с такой силой растягивает руки, что сжимается грудная клетка и сводит все мышцы. Человек становится жертвой судороги, ему все труднее дышать, он медленно задыхается.

Я попросил Сертория посмотреть в его книгах, чтобы ответить, сколько времени занимает смерть от удушья. Он колебался.

– В среднем… это трудно… Надо учитывать дополнительные условия, количество потерянной крови, воспаление ран, жар солнца, пекущего голову… Кроме того, у некоторых людей легкие покрепче и головы посильнее… Можно сказать, что в среднем распятый умирает за трое суток.

– Трое суток?

– Говорят, что самые выносливые выдерживали до десяти суток, пока не испускали последний вздох, но это исключительные случаи.

– Значит, пять часов пребывания на кресте – срок малый?

– Недостаточный. Некоторые распятые, снятые с креста, выздоравливали и быстро приходили в себя, если не считать кое-каких незначительных последствий. Именно для проверки им стали ломать большую берцовую кость.

Врач порылся в своих инструментах и принес фигуру из воска, распятую на кресте. Это был макет размером с мою ногу. Серторий привязал крест к гвоздю на стене и схватил топор.

– Гляди на эту куклу. Я отлил ее для своих лекций. Из-за опоры на прибитые ноги распятый не полностью висит на руках. Пока у него есть силы, он может удерживаться на ногах и дышать. Если надо ускорить смерть, ему перерубают большие берцовые кости.

Ударом топора он перерубил ноги фигурки. И кукла тут же осела, повиснув на одних руках.

– В этом случае распятый быстро задыхается. Этой практики придерживаются из предосторожности, чтобы не снимать с креста раньше времени.

Я вызвал Бурруса, центуриона, которому была доверена проверка. Тот сообщил, что перебил голени двум разбойникам, поскольку они были еще живы и бранились, но не тронул Иисуса, ибо он уже умер.

– Почему ты в этом уверен?

– Ему в сердце вонзили копье, а он даже не шелохнулся.

– Если бы он был без сознания, он тоже бы не шелохнулся.

– Конечно, но в него же воткнули копье. Даже если бы он еще не был мертв, это бы его убило.

Серторий, как и я, был скептиком. Не любой удар смертелен, мы слишком часто воевали, чтобы знать это.

Тогда я вызвал солдата, нанесшего удар, крохотного галла, приземистого, широкоплечего и густобрового.

– Можешь точно показать, как ударил?

Солдат схватил копье, приблизился к восковой кукле и нанес удар в грудь. Воск оказывал сопротивление, и лезвие копья скользило, но солдат, захваченный игрой, нажал сильнее.

Он с удовлетворением вздохнул.

– Сейчас вошло легче. Но, в общем, было так. Я ударил в сердце.

Я повернулся к врачу:

– Что ты думаешь?

– Я думаю, сердце с другой стороны.

Мы оба расхохотались. И с каждым раскатом хохота улетали страдания прежних дней. Чем больше мы смеялись, тем свободнее я дышал.

Галл насупился и сжал кулаки, его лицо стало еще упрямее, а лоб сузился до обезьяньего.