Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата

В любом случае я вышел на новый след и задержусь в Иерусалиме, чтобы пуститься на поиски разлагающегося трупа, пока его исчезновение окончательно не замутило разум палестинцев, поскольку я кровно заинтересован в том, чтобы официально и при стечении народа предать его земле, где им займутся могильные черви. Пожелай мне удачи и оставайся здоровым.

Клавдия, супруга моя, сумела перенести всю утонченность Рима в самое сердце Палестины. Ей удается организовывать здесь усладительные трапезы, когда время течет столь же быстро, как и вино, когда от легких остроумных бесед кружится голова, поскольку они касаются самых разнообразных животрепещущих тем, – словом, она воссоздает здесь блестящие, насыщенные радостью ночи у Тибра под звездным небом. Мы чувствуем, что находимся в центре мира, а потому любим Рим, обожаем Рим, сожалеем о Риме. Обеды эти преображают наше отшельническое существование.

Вчера вечером, желая, несомненно, поднять настроение и воспользовавшись тем, что мы все остались во дворце, Клавдия устроила прием, как всегда вдохновенно и изящно. Каждый приглашённый считает себя почетным гостем. Каждое блюдо кажется новым. Каждый разговор создает впечатление, что беседуют умные люди. Намеки раздаются хозяйкой дома, как карты. Она умеет польстить каждому, заставляет каждого высказать то, что лежит у него на сердце, иногда хотя бы ради того, чтобы этот человек больше сюда не возвращался, одних подбадривает, других удивляет, иных восхищает. Она выбирает гостей, словно блюда: особые, разнообразные, пряные. Она дразнит вкусовые сосочки и умы быстрыми наскоками. Она не позволяет, чтобы пир вдруг замер, наскучил, блюда сменяют друг друга, как разговоры, а Клавдия возлежит на хозяйском месте у стола и незаметно управляет прислугой.

Какими грубыми кажутся мне теперь, мой дорогой брат, приемы в доме наших родителей… Помнишь? Одно блюдо, один разговор! Мы были настоящей деревенщиной! Пир кончался, как только съедали единственное угощение и иссякала единственная тема разговора. Начиналось тяжелое переваривание пищи, а в головах не оставалось ни единой мысли. Скучная жизнь требовала наесться до отвала, чтобы набраться сил, и разговаривать, чтобы решить свои проблемы. Благодаря Клавдии я, к счастью, стал свободнее и ежедневно возношу ей хвалу за то, что она вырвала меня из грязной колеи унылой пользы, дав вкусить тысячи удовольствий и научив утонченности.

Вчера вечером во дворце собрались самые умные или самые забавные гости: лысый поэт Mapцелл, о котором ты наверняка слышал, ибо он автор официальных од в честь Тиверия, а неофициально прославился своими эротическими двустишиями; греческий историк; критский торговец; банкир с Мальты; галльский судовладелец и двоюродный брат Клавдии, всем известный Фабиан, богач и развратник, «охотник за женщинами», хотя это прозвище звучит глупо, ведь женщины не бегают от него, как дичь. Фабиан так красив, что находиться с ним в одном помещении почти невозможно. От его красоты женщины чувствуют себя неуютно… Они подспудно видят в нем идеального любовника; а мужчины невольно считают соперником. Фабиан влачит шлейф побед, соперничества, интриг, ревности, отравляя отношения между присутствующими. Однако вчера вечером я нашел его изменившимся. Впервые его обаяние не действовало. Нет, красота его не увяла, но он выглядел иным, озабоченным. Позже поймешь почему…

Мы говорили о пасхальных праздниках. Поэт Марцелл утверждал, что все религии в Риме, Афинах, Карфагене или Иерусалиме выдумали мясники.

– Жертвоприношения! Повсюду жертвоприношения! Кому выгодно преступление? Мясникам! Кому разрешено работать в священные дни? Мясникам! Религиозная церемония везде на берегах нашего моря является заговором мясников. Мясники копаются в кишках и проливают кровь. Они слишком глупы, чтобы придумать богов, но, несомненно, были создателями ритуалов.

– Каких животных убивают евреи на Пасху? – спросил Фабиан.

– Ягнят, – ответил я.

– Нет, ягнят им мало. В этом году им понадобился человек.

Это произнес банкир с Мальты. Все с удивлением воззрились на него. У него было крайне неприятное лицо, отличие всех мальтийцев: смуглая кожа, заостренные черты, глазки водяной змеи. Продолжая есть, он пустился в хладнокровные разъяснения, что евреям понадобилось пожертвовать одним из своих, раввином-отступником, и что всем, кроме самого распятого, эта жертва была полезна, поскольку смерть козла отпущения успокаивает народ, и успокаивает надолго. Уж он-то это знал, ведь он путешественник!