Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата

Но сейчас у меня складывается впечатление, что я топчусь на месте или хожу кругами по арене.

Вчера, во второй половине дня, мои люди отыскали следы учеников колдуна. Приверженцы Иисуса укрылись в заброшенном поместье неподалеку от Иерусалима.

Я взял отряд из двадцати человек и покинул дворец. За вратами города мы обогнали богомольцев. После ежегодного паломничества они возвращались к себе домой. Их обсчитали владельцы постоялых дворов, их обманули торговцы, их обобрали священнослужители, но у всех у них были спокойные лица и в глазах читалось удовлетворение людей, исполнивших свой долг.

Позади нас, в глубине долины, высился Иерусалим, окруженный стенами, с горделивыми башнями дворца Ирода Великого, с монументальной громадой Храма, чьи беломраморные портики блестели на солнце позолотой. Я пожал плечами: да, это была столица, но столица восточная, кичащаяся роскошью, претенциозная, шумная, столица религиозной лжи, столица, где наживаются на наивных душах, столица, где манипулируют сердцами, где умы пытают виной и покаянием, цитадель суеты сует. На нее обрушился этот колдун из Назарета. И я полностью разделял его ярость.

Когда мы миновали перевал, Буррус указал на овчарню внизу. Проломы в крыше свидетельствовали о том, что скот здесь больше не держат.

– Тут они прячутся.

Я разделил отряд, чтобы окружить дом и не дать людям возможности разбежаться. Потом, по моему знаку, мы галопом поскакали к дому.

За стенами было тихо. Пришлось войти внутрь и по одному вывести дрожащих учеников.

Подозреваемых построили передо мной. От их тел несло сильным звериным запахом, запахом страха и паники, запахом обреченных на смерть. Они подумали, что я пришел их арестовать и подвергнуть той же участи, что и их наставника. Опасаясь, что я распну их, они обливались потом, вены их вздулись, глаза почти вылезли из орбит. В отличие от Иисуса, они не умели сдерживать свои инстинкты.

Я не ошибся: их было достаточно, чтобы тихо откатить камень в сторону и похитить труп. Говорили, что они бежали из Иерусалима в день ареста Иисуса и не присутствовали на его казни, опасаясь, что толпа или священнослужители возьмутся после учителя за учеников. Но кто может доказать, что это была не трусливая предосторожность, а точный расчет? Они скрылись на время, пока тянулась мучительная казнь, а потом похитили тело с такой ловкостью, что всем оставалось только поверить в то, что колдун исчез без постороннего вмешательства, преодолев саму смерть. Эта уловка позволяла им жить в спокойствии еще несколько лет, создав культ Иисуса для обмана легковерных.

– Где тело?

Ни один не ответил. Они, похоже, даже не поняли вопроса.

– Где тело?

Они переглядывались, опускали глаза, их охватила сильнейшая паника. Они так меня боялись, что я ощутил, что они едва ли не жаждут ответить мне.

Один из них рухнул передо мной на колени.

– Пожалей нас, господин, пожалей.

Остальные последовали его примеру. Они пали ниц. Они вымаливали прощение.

– Мы поверили Иисусу, потому что были наивными. Мы позволили обмануть себя обещаниями. Он обволакивал нас медоточивыми речами. Но мы не совершили ничего плохого! Это он, и только он перевернул лавки торговцев в Храме, это он, и только он все поломал и изгнал менял и фарисеев! Мы остались далеко позади, мы были у Сузских ворот. Нас удивил его гнев. Это он осуждал субботу, а не мы. Мы всегда ее соблюдали. Наша единственная вина в том, что мы слишком внимательно прислушивались к его словам. Но сегодня мы сожалеем об этом. С тех пор как он бесславно умер на кресте, как преступник, мы оценили глубину своего заблуждения. Как подумаешь, что бросили ради него свои семьи и свою работу…

Они выглядели оскорбленными рогоносцами, их лица были искажены возмущением. По сведениям моих шпионов, некоторые из них уже четыре года следовали за Иисусом, приняв его нищету, его убеждения, его борьбу, его видения, и вдруг их вера внезапно и насильственно оборвалась со смертью предводителя в самом расцвете лет; их мечта разбилась о крест! Сегодня они понимали, что были наивны; завтра все назовут их глупцами. И до конца дней над ними будут издеваться, но хуже того – они будут смешны сами себе.

Это были бедные евреи, простолюдины, еще молодые, но из-за трудностей скитаний, солнца и добровольно принятого нищенства они казались старше римлян того же возраста. И эти люди в лохмотьях, чьи спины покрылись испариной от страха, теперь лежали у моих ног.