– Больше не корми меня такой чушью.
– Мать Христова. На этой неделе я отмахал до Питтсбурга и обратно. А всего-то надо было продать фургон лекарств одному доктору и поддержать доброе имя Мадам среди сельского населения. Вернулся – и обнаружил, что некому согреть мое старое бедное одинокое сердце, и это после долгого утомительного путешествия.
– Уж не сердце ты хотел согреть, я-то знаю.
– Черт тебя подери! Ты должна доверять мне!
Никогда не верь человеку, который говорит: доверься мне.
С этим советом особо не поспоришь, и под давлением обстоятельств я решила применить его на практике.
– Ну иди же сюда, я замерз, – прошептал Чарли, ноги у него и впрямь были ледяные. – Вот она, моя Энни. Вот она, моя девочка.
Таков был его метод убеждения, и поскольку у меня не было другого выбора, то к завтраку мы помирились, но суть размолвки была все та же, что и шесть месяцев назад: верить ему или нет. С Чарли я была все время настороже. Он вытащил меня на крышу поезда, и мы все ехали и ехали.
– Кто они такие, эти твои друзья? – спросила я его однажды, когда он застегивал воротничок, намереваясь снова испариться.
– Да, кто твои друзья, папа? – пропела Белль. Вместо ответа он подхватил ее мотив – специально для своей принцессы, которой исполнилось четыре года.
– О, кто же эти люди, – пел он, – кто они такие?
– Вилли, вот мой друг! – рассмеялась Белль. – И Либхен, и Шницель, и Кокоа.
Либхен звали ее куклу, а Шницель – деревянную лошадку. Она всех называла немецкими именами, спасибо Грете. Моя дочь знала про spätzle [74]больше, чем про гордый род Малдунов и про Кэррикфергюс или про горшок доброго коддла [75]. И это было правильно, потому что хорошее знание Ирландии и ее обычаев вовсе не открывало тебе все двери. Во всяком случае, не совсем те, которые я хотела бы.
– У меня нет друга по имени Шницель, – сказал Чарли, – зато у меня есть друг, которого зовут Уилл, и это вовсе не плут Вилли, с которым ты играешь.
– Что еще за Уилл? – насторожилась я. – Мне кажется, я не имела чести быть ему представленной?
– Потому что его фамилия Сакс, и он завсегдатай салуна «Могучий Единорог», где женщины не приветствуются.
– Тогда приведи его сюда, и прочих своих единорогов тоже. Пусть у тебя будет свой собственный салун, где я смогу всех увидеть.
– Салун! А почему бы и нет? Интеллектуалы без ума от них, только называют салоном . Еще они обзывают прием «суаре». Им по сердцу все французистое.
Впрочем, и Чарли нравилось все французистое. Как и мне. Так что вечером следующей субботы я надела свое шелковое платье цвета бургундского вина, жемчужное ожерелье и выступила в роли хозяйки салона перед шестью мужчинами в нашей гостиной. ФИЛОСОФЫ, назвал их Чарли. Среди них были Уилл Сакс и Дэвид Аргимбо. Еще Эндрю Моррилл, юрист, и Билл Оуэнс – сутулый, длинный, тощий астматик.
– Вам понравятся эти достопочтенные господа, миссис Джонс, – сказал Чарли. – У них академический интерес к женской физиологии.
Сперва я не открывала рта, попивая кларет, так как еще не вошла в тонкости салонного общества. Но джентльмен по фамилии Оуэнс пригласил меня сесть рядом, и я пробралась к нему сквозь клубы табачного дыма. Он встал и поцеловал мне руку.
– Enchanté [76], мадам, – сказал он мне, будто я впрямь настоящая французская дама. – Ваш супруг говорит, что ваше предприятие занимается продажей женских лекарств, это так? Мои аплодисменты.
– Если бы у всех мужчин хватило разума аплодировать, как вы.
Оуэнс засмеялся. Это был типичный старый женолюб, с глазами навыкате и оттопыренными ушами, но благодаря своему красноречию казался чуть ли не красавцем.
– Вопрос перенаселенности исключительно актуален. Вы согласны, мадам?
– Про перенаселенность, – ответила я, – я могу сказать лишь одно: неплохо бы некоторые стороны жизни отдать в женские руки.
– Точно! Добрая половина мировых проблем напрямую связана с нашими животными инстинктами, ведь так? – Он наклонился ко мне и прошептал: – Я давно мечтал побеседовать с вами, миссис Джонс, про ваши лекарства. Мы в муках пытаемся открыть верные методы предупреждения беременности. Ставка на мужское воздержание как на средство контроля провалилась, согласны? В силу того простого факта, что для практика не наступает никаких последствий в случае ошибки.
– Только женщины страдают из-за последствий.
– Увы, да. Но baudruche [77]во всех отношениях ненадежен и даже неудобен.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу